к американцам, возбуждавшего членов парламента. Сообщения о протестах и беспорядках скорее печалили его и наполняли мрачными предчувствиями. Например, он писал министру Конвэю: «Меня все больше и больше огорчают доклады о положении дел в Америке. Невозможно сказать, к чему приведет такое настроение»[190].

В обращении Георга к возобновившему работу парламенту 17 декабря 1765 года почти ничто не выдавало беспокойства. Король, конечно же, не писал свою речь сам: этой деликатной работой занимался кабинет министров, который позаботился о том, чтобы король не сказал чего лишнего, особенно про рост американского сопротивления. Поэтому в его обращении содержалось весьма общее описание ситуации в Америке без конкретных примеров, а лишь со смутными отсылками к «важным вопросам». Палата общин отвечала не более определенно, она могла сдержать свой гнев, но не гнев Гренвиля, речи которого во время этих декабрьских заседаний были очень желчными. Эдмунд Берк, который в личной переписке язвительно назвал Гренвиля «большим дельцом», несколько дней спустя рассказал, что Гренвиль обращался к палате каждый день, добиваясь принятия своей поправки с выражением негодования по поводу бунтов. Палата выслушала его, проголосовала против поправки и 20 декабря прекратила работу для проведения специальных выборов, чтобы заполнить свободные места[191].

Кабинет министров в эти декабрьские дни делал гораздо больше, чем просто вкладывал неопределенные выражения в уста короля и отражал атаки Джорджа Гренвиля. Поскольку кабинет не имел твердой опоры в парламенте и его дальнейшее существование зависело от успешного преодоления кризиса, спровоцированного Актом о гербовом сборе, он стал искать внешней поддержки, а именно поддержки купцов и производителей в городах по всей Англии, переживавших застой в бизнесе. Купцы охотно внимали Рокингему и уже в начале декабря организовали встречу в Лондоне, чтобы спланировать национальную кампанию за отмену акта. При поддержке Рокингема и Берка лондонские купцы сформировали комитет и начали писать друзьям и коллегам, а вскоре и другим подобным комитетам в Англии и Шотландии. Барлоу Трекотик, богатый купец, выросший в Новой Англии, возглавил лондонскую группу и показал себя превосходным руководителем. К концу января 1766 года многие торговцы частным образом написали своим представителям в палате общин, а парламент получил несколько десятков заявлений и петиций от больших групп[192].

Эти призывы были сформулированы так, чтобы не идти вразрез с конституционными принципами. Колонисты с их разговорами о своем представительстве в нем и так уже посягнули на эти принципы; купцы, которые были если и не умнее, то, по крайней мере, осторожнее, больше напирали в своих петициях на благополучие экономики. Сложившаяся ситуация, прогнозировали они, могла только ухудшиться, если ничего не предпринять; лондонский комитет даже предупреждал об угрозе «полного разрыва» торговых связей с Северной Америкой. Все что-то знали о спаде в коммерции; купцы также сообщали о банкротствах, вызванных Сахарным актом и Актом о гербовом сборе, и о трудностях сбора долгов в Америке. Не было никакой точной оценки объема просроченных выплат, но предполагалось, что потери могут достичь нескольких миллионов фунтов стерлингов[193].

Даже с такой мощной поддержкой работы у Рокингема было по горло. Когда парламент вновь собрался 14 января, он и кабинет министров решили попытаться добиться отмены Акта о гербовом сборе. Ранее они уже обдумывали идею о поправках, например, о разрешении каждой отдельной колонии платить налоги в их собственной валюте. Разворачивавшиеся события открыли кабинету глаза на то, что лишь отмена закона способна положить конец беспорядкам в Америке.

Учитывая негодование парламента, вызванное мятежами американцев, которые бросали вызов его верховенству, Рокингем решил воспользоваться недовольством английских купцов и производителей. Если бы он смог продемонстрировать, что следствием отказа от отмены спорного закона может стать экономический крах, то у него бы появился неплохой шанс избавить свод законов от Акта о гербовом сборе. Проблема заключалась в том, чтобы решить, как быть с неприятным фактом неповиновения парламенту. Колонии отвергали его верховенство, говоря, что у парламента нет права облагать американцев налогами, поскольку американцы в нем не представлены. Конечно, парламент являлся высшим органом в империи и мог принимать законы, касающиеся колоний. Законотворчество было одним из его основных прав как центра власти, однако это законотворчество не включало в себя права на налогообложение, которое принадлежало представительным органам. Какие бы разграничения между законодательством и налогообложением не проводили колонисты, факт оставался фактом: они посягнули на право, которым парламент всегда дорожил. Как же можно смягчить или, еще лучше, предать забвению этот вызов?

И действительно, как, если, к отчаянию Рокингема, эти вопросы поднял сам Уильям Питт, от которого виги Рокингема ждали помощи в решении проблем, но никак не их создания? Питт вступил в дебаты вскоре после их открытия 14 января, причем «вступил» — слишком слабое слово, чтобы описать то, какую сенсацию произвела его речь. Он начал очень тихо, так, что его почти не было слышно, а затем, сказав, что он не слышал королевского обращения, попросил зачитать его вновь. Как и в декабре, кабинет министров подготовил для короля одни лишь туманные речи, чем Питт и воспользовался, чтобы сообщить палате и сидящему рядом с ним Джорджу Гренвилю, что «все основные шаги», сделанные предыдущим кабинетом, «были абсолютно неверны!». Разделавшись с кабинетом Гренвиля, Питт поддержал конституционную борьбу американцев. «Я считаю, — сказал он, — что у этого королевства нет права собирать налоги в колониях. Но в то же время я отстаиваю власть этого королевства над колониями, ее главенство и превосходство, независимо от правительства или законодательства». С точки зрения Питта, американцы имели те же права, что и англичане, были связаны английскими законами и точно так же защищались ее конституцией. И ключевым здесь было право быть облагаемыми налогом только своими представителями. В конце концов налогообложение не являлось «частью исполнительной или законодательной власти». Напротив, «налоги — суть добровольный дар, пожертвование от общин. В законодательстве все три сословия королевства рассматриваются одинаково, но согласование налога с пэрами и короной необходимо лишь для его закрепления в форме закона. Однако сам этот дар предоставляют исключительно общины».

После этого Питт спросил, что происходит, когда члены палаты общин принимают налог. Ответ казался ему очевидным: «Мы даем и даруем то, что принадлежит нам». Но что произошло при обложении налогом Америки? «Мы, члены палаты общин Вашего Величества в Великобритании, даем и даруем Вашему Величеству что? Нашу личную собственность? Нет. Мы даем и даруем Вашему Величеству собственность общин Вашего Величества в Америке. Но это бессмыслица».

Питт знал, что некоторые англичане, в том числе, возможно, Джордж Гренвиль, предвидели возражение против налогообложения без представительства и настаивали на том, что