ожесточенный штурм стен. Видя, что они не в состоянии оказать сопротивление, защитники послали герольда для переговоров с осаждающими. Штурм был ненадолго приостановлен, пока капитаны гарнизона торговались за свои жизни. Фруассар приводит подробный отчет о переговорах, который, вероятно, является выдуманным, но многое говорит формальностях, которые определяли ведение войны, по крайней мере, среди тех, кто сражался за принцев, а не за себя. Маршал Джона Гонта, Гишар д'Англе, сначала сказал защитникам, что герцог даже не собирается лишать их жизни после всех тех неприятностей, которые они ему доставили. Один из бретонских капитанов, выступавший в качестве представителя осажденных, ответил:

Сэр Гишар, мы солдаты на жалованье у короля Франции, и мы стремились выполнить свой долг перед нашим господином, как вы бы сделали это для своего. Мы призываем вас поступить с нами справедливо, в соответствии с законом войны, как должны поступать друг с другом рыцари и оруженосцы, и как, по вашему мнению, мы должны были бы поступить с вами, если бы вы находились в таком же положении.

В итоге было решено, что город и замок будут сданы сразу, а гарнизон взят в плен. Им обещали сохранить жизнь, за исключением сеньора этих мест, который в прошлом году открыл ворота войскам Дю Геклена. Однако он уже успел сбежать через ворота во время последнего штурма, и его нигде не могли найти[145].

Герцог Анжуйский отказался от участия в кампании, как только до него дошли новости о сдаче города. Это поставило его братьев в затруднительное положение. Они двигались из Оверни двумя разными путями. Герцог Беррийский и коннетабль выбрали северный путь по старой римской дороге в Бордо, а Филипп Бургундский прошел южнее, через долину Ло. Герцог Беррийский и Дю Геклен решили не отступать, а продолжить наступление и атаковать город Уссель, главный гарнизон рутьеров в южном Лимузене, который находился в нескольких милях впереди. Уссель энергично оборонялся. Французы начали штурм стен сразу же после прибытия, но когда он провалился, им пришлось организовать осаду, к которой они были плохо подготовлены. У них не было тяжелого осадного оборудования и очень ограниченные запасы продовольствия. К тому же, было жутко холодно. В первую же ночь началась снежная буря. "Бог-отец, царь небесный, был в ту ночь англичанином", — говорили французы, по словам биографа Дю Геклена. Через несколько дней к осаде присоединился Филипп Бургундский и его появление, возможно, спасло честь французов. Гарнизон Усселя держался не ради чести, а ради денег, и согласился продать это место, пока еще мог рассчитывать на разумные условия. Осажденные потребовали большую сумму денег и безопасный проход через весь Лимузен, чтобы присоединиться к сэру Джону Деверо в Сен-Севере. 4 марта французская армия ушла, а через несколько месяцев Уссель был вновь захвачен другой гасконской компанией[146].

* * *

24 февраля 1371 года английский Парламент собрался в Расписной Палате в Вестминстере под знаменитыми картинами, изображающими батальные сцены из войн Птолемея и Иуды Маккавея. Уильям Уайкхем произнес вступительную речь, как и в 1369 году. Это было мрачное послание. Со времени их последней встречи, сказал он собравшимся, когда они одобрили возобновление королем войны и претензий на трон Франции, Эдуард III, с огромными затратами, отправил своих капитанов на континент, чтобы восстановить свои права. Но король Франции стал настолько силен, что теперь он в состоянии вновь завоевать все континентальные владения Эдуарда III и собрать достаточно большой флот, чтобы уничтожить весь флот Англии и переправить армию вторжения через Ла-Манш для грабежа и завоевания королевства. Это было сильным преувеличением, о чем наверняка знали министры Эдуарда III, но истинная ситуация была на самом деле достаточно серьезной В течение двух лет Эдуард III пытался вести войну на нескольких фронтах, финансируя ее в основном за счет личных сбережений и займов. К этому времени стало ясно, что он имеет дело с гораздо более грозным и сильным врагом, чем Иоанн II. Война шла плохо, и значительное увеличение налогов было неизбежно. Королевский Совет сообщил Палате Общин, что правительству срочно требуется субсидия в размере 100.000 фунтов стерлингов, половина из которых должна была поступить от мирян, а половина — от духовенства, которое должно было собраться после роспуска Парламента. Это было исключительно большое требование. Оно почти вдвое превышало обычную сумму парламентской субсидии.

О последующих обсуждениях ничего не известно, кроме того, что они были ожесточенными и длились более месяца. Дело не в том, что существовала серьезная оппозиция самой войне, которая до сих пор велась лишь с ограниченными требованиями к кошелькам подданных короля. Если верить хронистам, было широко распространено недовольство тем, как французы отказались от договоров 1360 года. Неприязнь к Франции усугублялась нарушением торговли шерстью с Фландрией и угрозой, а иногда и реальностью морских набегов на побережье Англии. Это отразилось в яростной враждебности к французским подданным в Англии, чье присутствие в качестве купцов, монахов, супругов, домашних слуг или военнопленных было обычным на протяжении многих лет. Если бы Палата Общин добилась своего, все они были бы интернированы или изгнаны в 1371 году. Замечательный послужной список Эдуарда III как полководца все еще помнили, и он все еще внушал доверие. Но это также означало, что череда мелких поражений и постепенная потеря территорий были восприняты с дружным непониманием и слишком легко объяснялись коррупцией или некомпетентностью должностных лиц. Это было одной из причин, почему предложенный налог встретил такое сильное сопротивление. В Палате Общин его назвали "деспотичным выкупом". Королевский Совет ответил угрозами. Парламентарии в Палате Общин предположили, что доходы короля использовались на неблаговидные цели. Они подготовили петицию, которую им не разрешили представить, требуя, чтобы доходы от всех будущих налогов передавались уполномоченным, которые должны были расходовать их только на военные цели.

Когда стало ясно, что правительство не допустит отказа от своих требований, церковные пэры начали препираться с Палатой Общин по поводу увеличения доли, которую требовали от духовенства, — половину вместо трети. Они отказались обязать духовенство выплачивать субсидию до соборов церковных провинций. Это, в свою очередь, вызвало резкие вспышки антиклерикальных настроений и призывы из некоторых кругов к лишению Церкви собственности. К общему мнению, что духовенство не несет справедливую долю национального бремени, добавился необоснованный аргумент, что военных подвели жадные церковники и некомпетентные администраторы. Это мнение было достаточно распространено в военное время как в Англии, так и во Франции, и в будущем оно станет еще более распространенным. Мнение Дю Геклена о "меховых шапках" было широко распространено по обе стороны Ла-Манша. Рыцарь в знаменитом французском аллегорическом трактате Le songe du vergier отражал мнение многих, когда говорил, что духовенство "мирно почивает под паланкинами в тени, элегантно поглощая жирные деликатесы", в то время как