Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алиса опустилась на четвереньки, попыталась разглядеть следы собственных ног, с неудовольствием их обнаружила, отметив, что скоро догонит по весу молодого кабанчика, и тут же припала к земле, услышав приближающийся шум. Кто-то шёл по лесу очень быстро и уверенно, запросто огибая стволы деревьев и прочие препятствия. Если она во время своего стремительного забега без конца спотыкалась, падала и налетала неизвестно на что, то её невольному спутнику оставалось только позавидовать – человек явно намотал по окрестностям не один десяток километров, причём нередко развлекал себя променадом именно по ночам.
Не без внутренней борьбы осмелившись приподнять голову, Алиса смогла лицезреть удалявшуюся спину случайного прохожего, по комплекции смутно напоминавшего убийцу Вольдемара. Поскольку особых вариантов и не было, она похолодела, ощущая, как тревожно сжимается желудок в предчувствии непоправимого. Если роковой знакомец мумии здесь, то… Их ведь было трое против него одного, неужели не смогли ничего сделать, даже не ранили, хотя выстрел точно звучал? Надо сейчас же возвращаться в лагерь, там наверняка требуется помощь.
Девушка осторожно поднялась, сделала несколько шагов в ту сторону, откуда пришёл мужчина, и в нерешительности замерла. Она не врач и не священник, что бы там ни сучилось, этого уже не исправить, разве что морально поддержать, вот только… Кому нужна поддержка трусихи и эгоистки, в момент опасности забывшей обо всех, кроме себя? Если они ещё живы, ей придётся ночевать на улице и питаться листвой – общество её не примет или примет, но будет издеваться до конца дней. Нет, вину надо искупить, и в кои-то удача сама плывёт в руки.
Определившись со своими намерениями, Алиса неуверенно зашагала за убийцей, светлая рубашка которого ещё мелькала иногда среди деревьев. Приближаться к нему она боялась, потерять его из виду – тоже, а потому старалась придерживаться его темпа, что было непросто: лес мужчина знал намного лучше неё, хотя ей всегда казалось, что таких людей можно по пальцам пересчитать. В глубь они продвигались довольно быстро; Алиса уже начала жалеть о поспешных геройских порывах, потому что в идеале ей ещё предстояло отсюда выбираться, а настолько далеко ни она, ни её приятели из турклуба никогда не забредали. Одна надежда – уточнить дорогу у аборигена, похоже просто живущего в этом лесу.
Тем временем мужчина исчез из поля зрения, и девушка прибавила шагу, но никакого результата ускорение не принесло – объект был окончательно потерян. Испугавшись, что без него совсем перестанет ориентироваться, Алиса прислонилась спиной к шершавой коре какого-то дерева и, удачно нащупав на нём склизкие грибы, оторвала несколько, чтобы потом определить нужное направление, а не кружить на месте до глубокой старости. Немного успокоившись, она прошла вперёд, всё ещё не исключая долгожданной встречи с преступником, однако, действительно наткнувшись взглядом на светлую ткань, трепыхавшуюся за отдалёнными кустами, поняла, что с дружескими объятиями спешить не стоит: мужская рубашка так колыхаться на лёгком ветерке не могла.
Уже догадываясь, что сейчас увидит, Алиса машинально перекрестилась, хотя особенно религиозной никогда себя не считала, и, стараясь смотреть на равнодушные кроны деревьев (лишь бы не пялиться в открытую на выходца из загробного мира, которому навязчивый интерес наверняка не понравится), двинулась дальше. По мере приближения к светлому пятну обзор делался всё шире, а лунное сияние – всё ярче. Справившись с первым ужасом, девушка сообразила, что просто вышла к небольшому лужку, и, пригнувшись, замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась.
Уже знакомое (вряд ли здесь богатый выбор) привидение неторопливо перемещалось туда-сюда, артистично размахивая руками и что-то напевая. Младенца при нём в этот раз не было, зато был убийца Вольдемара, который с тихим звоном и лязгом ворочал что-то в железном сарае с покатой крышей. Строение даже ночью выглядело насквозь проржавевшим, а судя по звуку, и вовсе грозило обрушиться мужчине на голову, из чего Алиса заключила, что стоит оно тут около сорока лет. Вероятно, рабочие, уходя, поленились разобрать хлипкую конструкцию, а то и банально забыли. Во всяком случае, теперь ясно, где могла находиться древняя лопата, любезно подкинутая Герману, и было крайне интересно, не хранится ли там что-то ещё – такое же нужное в хозяйстве и нестандартных играх на выживание.
Чем дольше девушка наблюдала за происходящим на лужке, тем сильнее проникалась доброжелательной идиллической атмосферой, царившей под звёздным небом. Убийца и призрак, несомненно, воспринимали друг друга очень лояльно, никто никого не напрягал и не раздражал; их добрососедские прогулки при луне имели абсолютно спокойный, мирный характер, и Алиса непременно залюбовалась бы такой красивой парой, если бы не портившие впечатление ругательства, доносившиеся из сарая. Было ясно, что мужчина чем-то недоволен, но претензии предъявлялись не женщине в белом, а как-то в целом – жизни, судьбе, кошмарному климату…
– Фартовый, тоже мне, – покачала головой девушка и с опозданием прикусила язык. Привидение резко затормозило в нескольких метрах от неё и стало чутко прислушиваться. Делало оно это немного странно, в движениях чувствовалась какая-то неестественность, однако природу непонятной особенности Алиса определить не могла – и в общем-то, не знала, кажется ей или нет. В эфемерную гостью с того света она уже не верила (убийца ведь не бросается наутёк, оглашая округу громкими воплями), но и полностью успокаиваться не торопилась: не исключено, что настоящий призрак отнёсся бы к её присутствию более терпимо.
Счастливая обладательница белой шмотки между тем расслабилась, явно списав чужие комментарии на стандартные звуки леса, и отошла к сараю, а девушка поняла, что просто обязана увидеть её лицо. По какому-то сверхъестественному невезению замогильное создание всегда находилось к ней спиной, и хотя было не настолько светло, чтобы разглядеть основные черты, Алиса знала, что созерцание обычной человеческой физиономии окончательно избавит её от призрачных иллюзий.
Осторожно перемещаясь за кустами, она принялась огибать лужок по широкой дуге, но, к собственному ужасу, наступила на сухую ветку, треск