— Красиво, — сказал Монах. — Я бы не отказался в такой спальне… — Он хотел добавить: «С такой женщиной», — но, щадя чувства журналиста, заткнулся.

— Может, не надо? — прошептал Добродеев. — Как-то не по-людски… — Он поежился.

— Я понимаю, Леша. Мы осторожненько, — сказал Монах. — Уж раз мы здесь. Посвети!

Он открыл верхний ящик секретера. Там лежали какие-то бумажки, квитанции, записки, сколотые гигантской красной прищепкой; несколько шариковых ручек, записная книжка, две открытки, пара крупных банкнот, нитка мелких бирюзовых бус в пластиковом пакетике, маленький блестящий аппаратик, видимо, диктофон; степлер и с десяток разноцветных пластиковых скрепок.

— Что-нибудь видишь? — спросил Добродеев.

Монах пожал плечами и задвинул ящик. Выдвинул следующий. Там лежали фотографии и коричневый кожаный альбом с потемневшими серебряными застежками. Монах вытащил фотографии; Добродеев вытянул шею. Везде была Алена: одна на скамейке в парке, во время передачи, с микрофоном, раздающая автографы на встрече с почитателями, смеющаяся, строго-официальная, лукавая; с коллегами во время застолья, слегка подшофе, бесшабашная.

— Шикарная женщина, — вздохнул Добродеев. — Это последние фотографии.

— Шикарная.

Монах сложил фотографии на место, вытащил альбом, щелкнул застежками. Здесь были старые фотографии, в основном черно-белые. И везде была Алена. Совсем девчонка, в аудитории, на самом верху амфитеатра, радостная, рот до ушей, рядом — некрасивая подружка. Снова Алена — на субботнике, с лопатой, радостная, улыбающаяся; в кафе; в прыжке — на волейбольной площадке; с тремя мальчиками около пушек в парке; с молодыми людьми, видимо, одногруппниками — все хохочущие, радостные, кто-то приставил рожки девчушке в первом ряду. С Сунгуром — чуть смущенная, счастливая, гордая, а он снисходительный, улыбающийся… студентка и мэтр. Малышка, совсем крохотная — Лара; новорожденный — сын! Гордый отец с ребенком, рядом Алена с громадным букетом гладиолусов…

Добродеев вдруг издал шипящий звук и выключил фонарик; стало темно.

— Ты чего? — удивился Монах.

— Тс-с-с! Тише! — прошептал Добродеев. — Внизу кто-то есть!

Они затаили дыхание. Снизу явственно долетел звук открываемой двери.

— Сунгур! — Добродеев схватил Монаха за рукав. — Чертов Эрик!

— Тише! Это не Сунгур. Он не включил свет.

— Грабитель? Что делаем?

— Надо посмотреть на него, Леша.

— А если он вооружен?

— Подождем здесь. Действовать по обстоятельствам. Выключи мобильник!

Монах на ощупь сгреб несколько фотографий из альбома, сунул в карман куртки и осторожно задвинул ящик. Шагнул к полуоткрытой двери, темневшей в белой стене, и потянул за собой Добродеева.

В доме царила тишина, ни звука не долетало снизу. Они стояли по сторонам от двери как два неподвижных столба, стараясь не дышать. Добродеев вдруг прошипел:

— Идет!

Они услышали, как оглушительно заскрипела «звучащая» ступенька и раздался не то вздох, не то сдавленное проклятие, и наступила тишина — видимо, чужак приходил в себя. Затем раздались осторожные шаги, замершие у двери в спальню Алены, и снова наступила тишина — густая звенящая, она, казалось, ощущалась кожей. Добродеев почувствовал, как зашевелились на голове волосы, и невольно подумал: а каково Монаху с его львиной гривой и бородой.

— Пропускаем его в комнату! — Добродеев скорее почувствовал, чем услышал слова Монаха.

Скосив глаза, он увидел, как в спальню ворвался и заплясал на полу луч фонарика; полузакрытая дверь медленно отворялась; он почувствовал на лице легкое дуновение сквознячка, от волнения сглотнул и прислонился к стене, чувствуя, как сбегает по спине липкая холодная струйка. Сердце, готовое выпрыгнуть, колотилось в горле, и он все сглатывал, стараясь протолкнуть его обратно.

Человек шагнул в комнату, луч света пробежал по стенам. И в ту же секунду Монах бросился на него сзади. Человек, захрипев, согнулся, пытаясь сбросить Монаха, и тут вступил Добродеев; он прыгнул на них и сбил с ног, молотя руками во все стороны и, как ему казалось, мешая врагу вырваться. С пола доносились фырканье, сдавленные проклятия и стоны; фонарик упал и откатился — не погас, но светил уже где-то под кроватью. Драка продолжалась в полной темноте.

Все трое боролись самозабвенно; незнакомец остервенело пытался стряхнуть с себя Монаха; Добродеев вдруг вскрикнул и выругался — кто-то укусил его за палец.

— Ах, ты сволочь! Кусаться, да? — возопил Добродеев. — Убью!

— Черт! — зарычал Монах, выпуская из объятий незнакомца, — тот лягнул его в живот. Хотя, возможно, это была нога Добродеева.

Незнакомец, воспользовавшись заминкой, шмыгнул в двери и кубарем скатился по лестнице. И тут же снизу грянул выстрел — один, другой!

Монах и Добродеев замерли, прислушиваясь. От звука захлопнувшейся двери оба вздрогнули. Монах вскочил с пола и бросился к окну. За ним, кряхтя и хватаясь за спинку кровати, поднялся Добродеев. В дерганом свете фонаря они увидели, как с крыльца сбежал человек и помчался через двор. Он открыл калитку, вылетел со двора и припустил по улице. Звук захлопнувшейся калитки оказался им оглушительным.

— Леша, это женщина! — прошептал Монах.

— Женщина? Откуда ты знаешь?

— У нее длинные волосы! Я чуть не вырвал клок! И в юбке! Ты же видел!

— А стрелял кто? Она?

— Нет, Леша, я думаю, это вернулся Сунгур.

— Она меня укусила! — Добродеев подул на указательный палец. — Дрянь! Ну Эрик… засранец!

— Ты же отключился, забыл? Может, он звонил.

— Что делаем?

— Попытаемся остаться в живых. Тихо!

— Надо ждать, пока он уснет. Прикрой дверь!

— Он сейчас засядет за роман, Леша… настроение подходящее. Сейчас у него будет прилив вдохновения. Я бы на его месте так и сделал.

Но не тут-то было. Они услышали, как Сунгур поднимается по лестнице — скрипнула знакомая ступенька; шаги остановились у двери. Они слышали его тяжелое дыхание. Монах пережил мгновенное состояние дежавю, и в тот же момент дверь с грохотом распахнулась, и раздался выстрел! Пуля свистнула над их головами, тонко дзенькнуло стекло, и резко запахло пороховыми газами.

— Сдаемся!! — вне себя завопил Добродеев. — Кирилл, не стреляй! Это я, Добродеев!

— Добродеев?! — рявкнул Сунгур. — Леша? Какого хрена?

Монах щелкнул кнопкой, вспыхнул свет. Глазам их предстал писатель в расхристанной рубашке, с окровавленным лицом и дикими глазами. С пистолетом в руке.

— Добрый вечер, Кирилл Вениаминович, — поклонился Монах.

— Вы?! Какого хрена? — Изумленный Сунгур повернулся к Монаху. — Что вы тут делаете? Как вы сюда попали? Третий тоже с вами?