У входа в кухню висела, чуть покосившись, цветная фотография: что за представление, черт побери, на ней запечетлели? Дюжина голых людей в красной раскраске и собачьих масках собралась вокруг барана, рога которого венчали дикие цветы. На по-английски бледных плечах шатко сидели собачьи головы, из пастей которых выглядывали красные лица. Десять женщин, двое мужчин.

Очевидно, Тони любил окружать себя голыми девицами, особенно в боевой раскраске, как у диких племен. Эта практика не прекратилась и по сей день, с поправкой на возраст дам, судя по иссохшей старушке в том кресле.

«Твою же мать».

Следующей на стене эпизодов из постыдного прошлого оказалась процессия при факелах где-то под землей – может быть, в пещере. Звериные морды, неприкрытые члены, обнаженные упругие груди, пивные животы, черные волосы на теле – и все это под слоем красной краски. Все эти люди шли мимо каменной стены с рисунками, похожими на изображения из Большой палаты в пещерах Брикбера. «Где это сняли? И когда?»

Стив сделал снимки фотографий.

На пороге коридора он остановился, проверяя, чисто ли на горизонте. В листве шумел ветер, вдали ритмично поскрипывали, затихая, колеса инвалидного кресла.

Стив сделал шаг наружу.

Собак не было.

Но что это? Толчки? Подземные толчки? Внизу – под ногами Стива, под домом, под землей – что-то загудело.

И тут же прекратилось.

Пригнувшись, Стив перебежал на садовую тропу и посмотрел на дорогу.

«Быть не может». Посреди частной дороги разворачивалось некое действо, и Стив, подняв камеру, увеличил изображение. Под определенным углом сзади можно было разглядеть бородатого незнакомца с конским хвостом – его тело теперь тоже покрывала красная краска, от тощей шеи до костлявых ступней. Незнакомец медленно, с нарочитой торжественностью шагал, толкая перед собой инвалидное кресло со старухой, абсурдно контрастирующей с прямо-таки царственной манерой бородача.

Старуху заслоняли руки и спина другого мужчины, однако Стив все равно разглядел, что на голове у нее – громоздкая волосатая маска. Она повернула голову, будто пытаясь взглянуть назад, на Стива, и тот увидел страшную черную морду с реалистичными желтыми клыками. «Будто волк с утренника. Но детям его не покажешь – слишком страшно».

«Чтобы поприветствовать красноту, мне нужно лицо», – сказала она, пока Стив прятался.

«Поприветствовать кого? Красных психов в сарае? „Детей“?»

Стив попятился, и земля под его ногами снова загудела, будто великан ворочался без сна в своей холодной берлоге.

Он высунул голову – странная пара двигалась к сараю, словно неожиданное землетрясение их совершенно не беспокоило.

Теперь вход в сарай горел красным, напоминая издалека внутренности печи. Незнакомец и старуха в сумерках направлялись через заросшую ферму к этой пасти, пылавшей тем же красным, что и их тела.

«Твою ж мать».

Опустившись на колени, Стив запечатлел жидкие серые сумерки и мрак, освещенный пламенем, – позже он все это увеличит. Дверь сейчас была хорошо освещена, так что он собирался подойти чуть поближе, сделать пару фото сарая, а потом бежать. Оттуда недалеко до загона для пони, а через него сбежать нетрудно. Сегодня удача оказалась на его стороне – эти красные психи так погрузились в свою фигню, что Стив будто стал для них невидимым.

Решение остаться только укрепилось, когда его нос учуял знакомый запах – каннабис. Южный ветерок нес к жилому дому ароматы травы: гашиш, марихуана – взрывная смесь с нотками цитруса заполнила всю ферму своим невероятно сильным и едким запахом. Основательно же они там укуривались – если Стив чуял травку с такого расстояния, страшно представить, как воняет в сарае. Красные будто решили прокурить в здании весь воздух. Версия о наркоферме снова вернулась в список гипотез.

«Тони, старый ты извращенец».

Незнакомец со старухой в кресле исчезли в сарае, и земля, словно приветствуя этих двоих, снова загудела, когда они пересекли порог. Стив чувствовал дрожь через подошвы ботинок.

Он пробежал вдоль дороги, пригибаясь, будто военный репортер на поле боя, остановился у загона для пони, присел и, увеличив дверной проем, щелкнул еще пару раз. В кровавом свете никого из людей в сарае было не различить, но, судя по тонким, будто палочки, теням на стенах внутри, красные плясали.

Переключив камеру на видеозапись, Стив подкрался еще ближе и тут заметил кое-что новое: у этого сюрреалистичного вечера сменился саундтрек.

Сначала Стив решил, что слышит ветер, но душистый воздух шевелил только легкий бриз. Нет, это был не ветер, а мелодия – точнее, последовательность нот, исходящих из духового инструмента где-то в сарае.

«Новое музыкальное направление, Тони?»

Стиву тут же вспомнились записи Хелен, точнее, ее брата, сделанные несколько лет назад, – тот же звук, что шел из-под земли, только громче, сильнее. Неужели брату Хелен удалось записать один из их ритуалов, или как бы это не называлось?

Мягкая мелодия древесной дудочки настойчиво поднималась, становясь все пронзительнее, будто флейтисты в оркестре разогревались, чтобы вытянуть нужные ноты. В совокупности с дымом, ползущим из пылающего красного нутра сарая, на видео это будет выглядеть жутко.

Стив продолжал записывать с обочины, но вдруг вздрогнул так, что чуть не упал.

Приходилось ли ему раньше слышать голос испуганной лошади? Разве что в кино, и там животные были не настолько напуганы. Из красного дверного проема несся, раздаваясь страшным эхо на закрытой дороге, визг пони, бившего копытами по камням.

Тут же послышались человеческие крики, переходящие в оглушительный крик, а потом – в дикий визг, такой же громкий, как голос пони. Во всей этой какофонии Стив едва заметил очередные подземные толчки. Кто издавал крики, последовавшие за этим, он не понимал, но они тоже встречались на записях Хелен.

Раздалось длинное завывание – сначала Стив решил, что это волк, но тут вой понизился до скуления, напоминающего человеческий голос. Затем кто-то зарычал, будто в сарае дралась пара больших кошек, капая слюной с клыков, но потом рык перерос в обезьяний визг, а тот в свою очередь – в звуки, отдаленно похожие на человеческие, точнее, на их злое передразнивание. Стив, онемев, слушал чудовищное попурри, исходящее из ветхого здания, и испытывал ужас, подобного которому не знал с детства.

Красный свет мерцал и плясал на стенах сарая, вопли пони взлетели еще на октаву и резко затихли.

Человеческие голоса хором испуганно ахнули.

Среди треска дров – или самокруток – послышалось мокрое чавканье, будто в той проклятой развалине раздирали что-то большое.

Нападающее существо продолжало тараторить, перемежая этот звук бульканьем жидкости в крупном горле. Наконец и этот звук заглох, потом затих, словно зверь снова удалился под землю.