– Я вам мешаю? – спросила девушка виновато. – Мне совсем немного осталось.

– Работайте. Я пока позвоню.

Он набрал московский телефон эниологов. Ответил раскатистый бас Терпсихорова.

– Ну чего, русалки пробудились? Можно выдвигаться с сетями и удилищами?

«Русалки не только проснулись, но и проявляют необыкновенную светскую активность», – подумал Андрей и сказал:

– Русалки в сборе и ждут только вас. Вы когда сможете приехать?

– Когда хотите.

– За один день управитесь?

– Можно постараться, но лучше задержаться денька на три. Как у вас там с обеспечением гостиницей?

– Я поговорю с главным, а вы пока настраивайтесь на скорейший выезд.

Терпсихоров положил трубку, Андрей заглянул в комнатку к главному:

– Михал Юрич, вы сильно заняты?

– А ты не знаешь, что в среду мы сдаем номер? – недовольно ответил тот, не оборачиваясь.

– Я отлично знаю, что и когда мы сдаем, и, между прочим, выдал вам два материала.

– Ты молодец, – примирительно произнес Борода. – Но давай после обеда, а? Тогда я весь буду твой… да, и у Вали возьми…

У Вали он обнаружил письмо некоего отца семейства. Тот, не осмеливаясь пожаловаться в милицию, написал по старой памяти в газету, излил душу, мол, я никому ничего, а меня вот так.

Девушка, виновато поглядывая на него, усиленно молотила по клавиатуре. Андрей сел на гостевой стул и принялся читать тщательно выведенные строчки.

…Небогатый, в общем, человек сорока восьми годов от роду, положительный и семейственный, купил подержанную иномарку и, чайник чайником, начал на радостях подвозить всех кого не лень, причем почти бескорыстно, – так распирало его запоздалое автолюбительское довольство.

На какай-то загородной дороге его остановила девица в белом плащике и попросила подвести – я, мол, скажу, где затормозить. Скомандовала она любезному извозчику притормозить у поста ГАИ, где от безделья маялась пара милиционеров.

«Женщина в белом» тихонько прошипела, что, если водитель тотчас не отдаст бумажник, часы и кожаную куртку, она заявит ментам, что он пытался ее изнасиловать, и в знак серьезности намерений начала расстегивать тот самый белый плащик, под которым оказалась изодранная в клочья блузка. Конечно, обалдевший от наглости «чайник» отдал все, умчался с места грабежа настолько резво, насколько мог под бдительным оком ГАИ, а через три дня, оправившись от шока, сел писать в газету. В милицию не пошел: стыдно было, да и боялся, что повяжут – для статистики.

«Да, девушки, с вами не соскучишься… Еще чуть-чуть и я стану этим самым… как его… мезогинистом».

Андрей отксерил письмо и конверт с адресом.

– Чего, берешь тему? – спросила, загадочно улыбаясь, Валя.

– А как же. Надо же, в конце концов, поставить вопрос: да, женщин от крайних проявлений мужской натуры мы защитить можем, если сильно захотим. А как защитить мужчин от женских хитростей?

Андрей услышал, что шлепанье по клавиатуре за его спиной прекратилось, и обернулся.

– А, девушка?

Та спешно уткнулась в писанину.

Выйдя из здания, Андрей с неудовольствием увидел, что небо затянуло противной тоненькой пленкой облаков; сделалось не по-весеннему душно. Он прошелся до центральной площади и вернулся в редакцию.

Валя с Виктором уехали в типографию, а Борода сидел за компьютером, пил чай с сахаром и передвигал мышкой шахматные фигуры.

– Вы свободны, шеф? – заглянул Андрей за косяк.

– А, да! – обрадовался Борода, поворачиваясь к нему. – Залетай.

– У меня вопрос. Нельзя опять владельца иномарки узнать – по вашим каналам?

– Можно. Но не сегодня.

– Пусть так. И в отношении этого письма… Как там у ваших людей из ментовки… Нельзя узнать, не было ли заявлений на схожую тему? Не все же, как этот дядька, милиции боятся? Мог кто-то заявление подать.

– Ты ж с Загашниковым на дело ходил? Ну, к нему и обратись. Он контактный.

– Про БМВ не забудьте, – напомнил Андрей, видя, что Борода вновь взялся за мышь.

Андрей отправился звонить доблестному майору. В милиции его долго перекидывали с номера на номер, пока он не попал к Загашникову, который согласился принять его прямо сегодня. Андрей поехал в РУБОП – невзрачное помещение на первом этаже жилого здания.

Проходя мимо дверей с табличками: «Следователь Н. Н. Н-ов», Андрей подивился – сколько их? И все при работе? У нас вообще честно кто-нибудь живет?

Майорский кабинет располагался в конце мрачноватого коридора. Андрей выложил майору на стол копию письма. Загашников отмахнулся – мол, знаем. Оказалось, у них было еще два заявления на девиц, которые останавливали иномарки и потом буквально до нитки на сексуальный «гоп-стоп» обчищали владельцев, только через несколько дней приходивших в милицию с заявлениями. Одного из невезучих грабанули здорово – на пятнадцать штук баксов, по стечению обстоятельств оказавшихся в борсетке.

– Угу, значит, если я правильно понял, все случаи имели место в пятницу после трех дня.

– А почему вы пришли к таком выводу?

– Вы мне сами сказали. И дядька, что нам написал, на то же время указывает.

– Это случайность. Места разные, девицы тоже разные – одна стриженая блондинка, другая типа цыганки, про третью ничего не сказано…

– Факт, все это молодые дамы.

– И какие выводы?

– Ну… Может, деньги на воскресный шопинг нужны.

– Может быть, – сумрачно пожал плечами капитан.

– Я сам, как говорится, человек нездешний… Приглашен по контракту из Москвы. Поэтому хочу спросить – географически – эти три места как-то связаны?

– Нет, это разные дороги.

– Я очень удивился бы, если б они, как придорожные путаны, на одном месте торчали. Но они далеко, их «точки»?

Майор неуклюже оглянулся на висевшую за спиной карту.

– Ну, где-то в радиусе пяти километров.

– Да, это многовато. Дайте я запишу, где это. Можно?

– Хотите съездить? – презрительно процедил капитан. – Думаете, поймаете?

– Вот как раз туда я и не поеду. Я отправлюсь на неокученные угодья.

Во взгляде капитана мелькнуло нечто похожее на уважение.

– Охотиться на этих «белянок» не стану, – улыбнулся Андрей. – Это не моя работа. Но в пятницу как раз в это время в область поеду – может, мне тоже сильно не повезет.

– А… что вы делать будете?

– Играть по ее правилам, только с точностью до наоборот. Начнет бабки у меня вымогать – я откажусь, возмущаться стану. Станет на помощь звать – дам себя забрать. Прикроете бедного журналиста? Не дадите по сто семнадцатой загудеть?