class="p1">— Ты оставишь своего повелителя? — возмутился Малик, и на губах его проступила кровавая пена.

— Не оставит, если ты позволишь мне занять его место и командовать твоими людьми, чтобы навести порядок.

Шейх обернулся. Лицо его исказилось от боли. А в глазах промелькнул гнев.

— Ты…

— Ты знаешь, что я хранил Аль-Хрус для тебя много лет, — перебил Карим, не желая тратить время на глупые упреки. — Я оберегал его. И сохранил целым. Богатым. И процветающим. Я знаю тех людей, что сейчас сходят с ума за стенами дворца. И ты знаешь, что они помнят меня. Отринь свой гнев и обиды. Сейчас не время для ссор. Позволь мне помочь тебе, как я делал это всегда.

Молчал Малик ибн Иса аль-Ахраб. Не мог признать, что нуждается в том, кого столь долго пытался изгнать.

— Господин, отправьте меня вместе с аттабеем, — взмолился Сулейман, — вдвоем мы справимся и вернемся назад еще до заката.

— Хорошо. Пусть будет так… — прошептал правитель и упал на подушки, потеряв сознание…

…Прятаться дети умели. Стоило признать, если бы Рашид не вышел навстречу, Саид долг плутал бы по залам заброшенного дома. Изнутри он казался больше, чем снаружи. И не покидало ощущение, что за ними кто-то наблюдает. Будто мулла вовсе не уехал, но лишь спрятался…

…Сын пустыни отогнал глупые мысли и передал наследнику аттабея ножи, что собрал на обратном пути. Оружие не будет лишним, а мальчишек учили с ним обращаться. И, судя по отзывам учителя, получалось у них неплохо.

— Один отдай брату, второй — служанке.

Женщине с ножом будет спокойнее. Даже если не умеет пользоваться, воткнуть в нападавшего сумеет. У народа пустыни не делают различий между мальчиками и девочками в обращении с оружием. Все должны уметь постоять за себя. Другое дело, если душа не лежит к стали, и учеба не идет впрок.

— Что с мамой? — хмуро спросил Рашид, не спеша разглядывать оружие.

— Ее увезли, — скупо ответил кочевник. — Она жива и цела, а это уже хорошо.

Плечи мальчишки опустились, а с губ сорвался глубокий вздох. Он даже улыбнулся. Пусть едва заметно, но лицо посветлело. А Саид вспомнил собственную мать. Помимо него, у нее еще имелось двое сыновей, одного забрала пустынная лихорадка, другой отправился на разведку и не вернулся. Она долго болела, но так и не смогла смириться с потерей. Ушла. Наверное, тогда он и потерял желание возвращаться к стоянке.

Рашид привел его в дальние комнаты, где сохранились сундуки с тканями и подушками. Служанка не теряла времени даром, успокоила и уложила младших девочек спать, смастерив им постели. А близнецов приставила наблюдать за входом. Или они сами полезли из-за врожденного любопытства?

Стоило войти, и на него устремились три пары глаз, в которых читался один и тот же вопрос. Саид сказал то же, что уже сообщил старшему сыну аттабея, а затем добавил:

— Ночью нужно будет уйти.

— Куда? — всплеснула руками женщина.

А дети отошли в сторону и занялись оружием. Кажется, ножей нужно было взять больше… Старшая из дочерей аль-Назира вполне уверенно взялась за рукоять, проверяя баланс. Тяжело ей будет в городе…

— В пустыню, — он протянул служанке шкатулку: — Спрячь подальше в один из мешков.

— Небеса… — пробормотала та, но драгоценности забрала и сделала, что он сказал. — Зачем уходить из города?

— Оставаться опасно. Кади обещал приют детям и жене аттабея. Госпожу увезли к аль-Хатуму…

Вскрик сорвался с губ женщины, она прижала ладонь ко рту и взглянула на него огромными глазами, в которых снова плескался ужас. Но теперь за ним стояло знание.

— Потом ты расскажешь мне все, что знаешь о нем, — сын пустыни указал глазами на детей, что ловили каждое их слово. — А пока отдыхайте и набирайтесь сил. Вечером я постараюсь добыть мулов и припасов в дорогу.

— Но где?.. — тихо спросила служанка, приходя в себя. Для той, что всю жизнь провела в хорошем доме и никогда не знала тревог и нужды, оправилась она быстро.

— Разберусь…

Саид не стал говорить, что к вечеру в городе появится очень много бесхозных вещей. И достанутся они тому, кто лучше владеет саблей, или тому, кому повезет. В удачу он верил мало, но сейчас у него на руках оказалось пятеро детей и женщина. Их нужно защитить. Накормить. Напоить. А значит, нет права на ошибку. Или милосердие к другим.

Кочевник подвинул сундук с лекарствами, привлекая к нему внимание.

— Знаешь, как ими пользоваться?

Меж тонких бровей пролегла складка. Быстрые руки откинули крышку, а ловкие пальцы пробежали по склянкам и горшочкам, на которых не имелось подписей. Оставалось только гадать, как жена аттабея в них разбиралась.

— Это остановит кровь, а это ускорит заживление, — она останавливалась на некоторых и говорила, а он старался запомнить. Лишним не будет. Неизвестно, что случится в дороге. — Это снимет жар. А это…

Служанка накрыла ладонью кожаный кошель и запнулась, закусила губу, явно не зная, стоит ли говорить.

— Мне лучше знать, что там, — спокойно произнес Саид, готовый уже ко всему.

— Яды. Разные. Для некоторых есть противоядия. Но не для всех… Госпожа лучше в них разбиралась. После того, как господина ранили, она… Она собирала яды. Разные. Не чтобы отравить… Она никогда никому не желала зла. Просто… Когда знаешь яд, можно спасти.

Женщина говорила так, будто госпожа ее уже умерла, и одно только это сказало кочевнику больше, чем все сплетни, слышанные об аль-Хатуме.

— Значит оставим только те, от которых есть противоядия, — решил сын пустыни. — Остальные нужно выбросить. Здесь, в саду. Лишние случайные неприятности нам ни к чему.

Она кивнула и стала медленно доставать маленькие, с детский палец размером, склянки.

— Аттабей, — неожиданно произнесла женщина. — Он будет искать детей. Не лучше ли остаться в городе?

Саид усмехнулся ее упрямству, заметил краем глаза, как замерли дети, сжимая каждый по кинжалу.

— Мы не знаем, что с ним. Шейх будет усмирять беспорядки. А в такое время случиться может всякое… Легко избавиться от наследников аттабея и свалить все на обезумевшую толпу. Мы не можем рисковать и оставаться здесь. Нужно уходить. Когда я доставлю вас к народу пустыни, обязательно вернусь в Аль-Хрус. Не один. Кади не бросит своего друга в беде. Если аттабей жив, мы найдем его. А если нет… Мы должны исполнить его волю…

…Город кипел. Он будто разом выплеснул всю накопившуюся годами обиду. И теперь жаловался. Жалобы его слышались в криках людей, что растаскивали товары с базара. В проклятиях торговцев, пытавшихся защитить свое добро. В голосе муллы, что пытался