призвать обезумевшую толпу к порядку. В плаче напуганных женщин и детей. В стонах раненных и умирающих…

…Злость и ненависть завладели людьми. Почему? Как получилось, что все они, уже смирившиеся со своим положением, вдруг решили взбунтоваться? Без чужого вмешательства тут не обошлось. И наверняка тот, кто стоит за происходящим, успел уже скрыться. Зачем наблюдать и рисковать жизнью, если уже знаешь исход?..

…— Где хуже всего? — кони летели по чистым кварталам, примыкающим к дворцу. Здесь погромы задавили сразу, только кровь и мертвые тела напоминали о том, что происходит нечто страшное. И тишина… Непривычная. Мертвая. И лишь стук копыт отражается от стен домов.

— На рыночной площади! — хмур был Сулейман. Не злился, скорее уж волновался. Переживал за правителя, который остался на попечение дворцового лекаря. — Шейх велел разогнать толпу. Мы ринулись и увязли… Кого-то стащили с лошадей, кому-то и так досталось… Я не уберег…

Он умолк и тряхнул головой, отгоняя память, которая жалила сильнее любых ран. Карим кивнул и начал раздавать указания…

…И потекли по улицам города отряды охраны. В обход рыночной площади. В обход белокаменной, что раскинулась перед самым дворцом. Дальше, ближе к стенам, где селились бедняки, и где злости и боли должно быть больше. Рынок нужно отрезать. Взять в кольцо и задавить погром. Закрыть ворота, не дав виновникам уйти безнаказанными. Пусть это будет небыстро. Пусть потребуется время, чтобы стянуть все силы, но лучше уж так, чем ринуться напролом и потерпеть неудачу. Ему еще рано умирать…

…Самым сложным оказалось ждать. Сдерживать злость и гнев охраны, жаждущей навести порядок и отомстить за раненного господина. Смотреть, как гибнут люди в попытках защититься. Давить погром по кусочкам, отрезая каждый квартал, чтобы в конце остался лишь центр, где люди уже устали и успели понять, что бежать им некуда. Вокруг лишь стража и охрана правителя, а значит, пощады не будет…

…Аттабей не любил проливать кровь. Пусть и вспыльчив нрав, и горяча кровь, но он предпочитал договариваться. Играть в шахматы, вести долгие беседы с другими шейхами, убеждать, обещать… Простой народ не понимает слов, когда доходит до предела. Лишь силу, и только силой его можно задавить и заставить слушать…

…Лилась кровь по улицам. Падали погромщики под ударами сабель, топтали тела их кони. Были и те, кто просил пощады, милости. Их сгоняли в стороны. Потом, когда будет время, с ними разберутся. Кто-то все равно уйдет безнаказанным, а кто-то наоборот получит больше, чем заслужил. В давке сложно разобрать, где пострадавшие, и кто виновник. Судьям будет, чем заняться…

…Когда все закончилось, Пустынный Лев развернул коня к дому, и никто не посмел остановить его. Десяток охранников поехал следом, но не сторожами, а верными слугами. И когда перед глазами аль-Назира предстал его дом, люди шейха послушными тенями нырнули внутрь, чтобы обыскать его. А сам аттабей замер. Едва сумел слезть с коня. Сердце вдруг застучало слишком громко, а тело стало вялым и непослушным.

Он смотрел на дом, который столько лет считал надежным и неприступным. Но больше не узнавал его. Мертвые тела в комнатах и коридорах, разбитые кувшины с маслом, испорченные ковры…

Карим шел по дому и вглядывался в каждое лицо, страшась узнать среди мертвых детей или жену. Сердце сжималось, болело, заходилось бешеным стуком. И утихло лишь, когда он дошел до сада. Комната Адары осталась позади. А сундук с лекарствами пропал. И шкатулка с драгоценностями. И среди мертвых не было Саида, а значит, ушли… Сын пустыни сдержал слово. Вывел всех, кого смог.

У тела тещи аттабей остановился. Старую женщину было жаль. Как и верного Али, погибшего с саблей в руках. И его сына, что лежал рядом.

— Живых в доме не осталось, — доложил один из сопровождающих. — Что прикажете, господин?

— Тела собрать и сжечь. Нам не нужна зараза на улицах, а искать родных нет времени. Оставь пару-тройку толковых людей, а мы возвращаемся во дворец, — Карим поднял взгляд на стену, рядом с которой лежали тела. — Соседний дом осматривали?

— Нет, господин, там тихо.

— Осмотреть!

И снова две покорные тени скользнули через стену. А Пустынный Лев побрел к выходу. Тихо… Тихо — это хорошо. Успел ли Саид уйти из города? Если нет, их еще можно попытаться найти, а если да… Кочевник, что песчинка в пустыне, пока все барханы не просеешь, не найдешь…

— Господин, там были люди, — охрана догнала его на улице. — Ушли пару часов назад. Мы нашли это.

На широкой, грубой ладони оказалось простенькое колечко с изумрудом. Он купил его жене пару лет назад. И сейчас забрал. Сжал в кулаке. Ушли… Далеко ли?

— Скачи к воротам. Скажи, чтобы любыми путями задержали мужчину, женщину и пятерых детей. Два мальчика и три девочки. Они не должны покинуть город, ясно?

— Да, господин, — охранник поклонился, вскочил на коня и умчался прочь.

Приказ выполнят. Возможно, излишне ретиво, но после он извинится за грубость, главное, чтобы все оказались живы и здоровы…

…А во дворце Карима ждала новость. Умер Малик ибн Иса аль-Ахраб, осиротел белокаменный город. Нет больше у него правителя. Лишь наследник, что мал и слаб. И верный Сулейман первым преклонил колени у остывшего тела господина, поклонился, коснувшись лбом пола у ног аттабея.

— Господин… Прими белую куфию с золотым эгалем. Не дай городу погибнуть. Правь также мудро, как раньше. Сбереги народ. Нет у нас больше другой надежды…

Вздохнул аттабей, ощутил на плечах привычную тяжесть.

— Поднимись, Сулейман, и будь свидетелем моей клятвы. Я приму и белую куфию, и золотой эгаль. И буду хранить Аль-Хрус, пока не подрастет его правитель и не сможет сам править народом. Я не займу место шейха и не пошатну его власть. Не поврежу ему ни словом, ни делом. С этого дня и до последнего вздоха.

— Да будет так, господин…

И пронесся шепот по дворцу, а затем и по городу. Вернулся Пустынный Лев. И снова будет сторожит белокаменный город…

…Тиха ночь пустыни. Прохладна. А за пределами города, вдали от раскалившихся за день стен, еще более приятна…

…У них получилось уйти. Не зря Саид готовился к побегу заранее. Искал нужных людей, делал запасы. И пусть уходить пришлось в спешке и посреди погрома, но часть его приготовлений пригодилась. Особенно прикормленный охранник на воротах, что любил играть в кости, но удача не любила его. Долг за ним скопился немалый. И человек оплатил его, открыв ворота и пропустив семью несчастного торговца, потерявшего весь товар в сегодняшней резне. Слава Небесам, что