эту красоту, а потом не удержалась и прыснула, заметив, как он неловко перехватил в руках банку с молоком.

– Илья, – сказал парень и улыбнулся так, что не улыбнуться в ответ было просто невозможно.

– Евгения, – ответила Женька и потупилась, в тайне проклиная свое имя. Евгения… Босые ноги, шорты из старых протертых джинсов с зашитой дырой на попе, рубашка в клетку с закатанным рукавом и красная эмалированная миска в руках. Курносый веснушчатый нос, русые волосы под каре, а губы перепачканы в землянике.

– Рад знакомству! Живешь здесь?

– На лето приезжаю.

– Дачница, значит?

– Здесь все дачники, кроме тети Любы, – пожала плечами Женя и добавила: – Это ты в дом на краю приехал?

– На краю чего? – не понял Илья.

– На краю кладбища, – произнесла, понизив голос Женька.

– Кладбища? – переспросил парень.

– Ага. Заброшенного…

– Да ладно! – Илья даже присвистнул от удивления.

– Не веришь… – расстроено протянула Женька. – Ну и пожалуйста. А мне домой пора.

– Пойдешь гулять вечером? – донеслось ей в спину.

– Пойду, – крикнула она в ответ и тут же прикусила себе язык. Дура! Кто же так сразу на свидание соглашается?

За ужином все сыпалось у нее из рук. Дед заметил это, конечно, но комментировать не стал. И Женька была ему благодарна.

Илья пришел, когда солнце скрылось за верхушками деревьев. Женька успела дважды переодеться, и вся извертелась от нетерпения. Дед только посмеивался, глядя на ее метания поверх вороха бумаг.

Парень постучал в окно терраски и остался ждать на улице, отмахиваясь от назойливых комаров ивовой веткой.

– Чтоб через два часа дома была! – проговорил дед нарочито сурово. – И из деревни ни шагу!

Женька только хмыкнула в ответ и, схватив куртку, бросилась на улицу.

– Отец твой? – спросил Илья, едва они вышли на дорогу.

– Дед. Дед Саша.

– Молодой. Вы вдвоем здесь?

– Ага.

– Строгий?

– Да нет, – Женька пожала плечами. – А ты с кем приехал?

– С мамой. И младшей сестрой. Она часто болеет. Мелкая, в смысле. – Илья тяжело вздохнул, глядя прямо перед собой, и спросил: – Слушай, а здесь вообще есть еще кто живой? Кроме вас и тетки Любы?

Женька неопределенно пожала.

– Корова тетки Любы… вот она точно живая. Кот Тишка еще. И овцы! Ты видел овец? Если баран Федька забредет к вам, не вздумай его палкой гна…

– А если серьезно? – перебил ее Илья, криво усмехнувшись.

Женька покраснела, надеясь, что в темноте этого не видно.

– А если серьёзно, то в половине домов летом живут дачники. Грядки, лес, речка и все такое. Ну и вот вы ещё приехали. А остальные так и стоят заколоченные… Напротив нас дом, там хозяин помер. Рядом с тетей Любой зимовали раньше, да в город перебрались.

– Глушь у вас тут, – со странным удовлетворением проговорил Илья. – Тишь да гладь… Скукота…

Некоторое время они шли молча. Женька чувствовала, как бешено колотится сердце в ее груди и искренне надеялась, что Илья не слышит этого шума. Ей было обидно за любимую деревеньку, а парень этот вызывал смешанные чувства. Вроде и жалко его, и не жалко совсем. У первого дома, давно пустующего и заросшего диким хмелем до самой крыши, девочка свернула на узкую тропинку, ведущую к речке – мелкой, быстрой и ледяной.

– Здесь можно купаться? – с сомнением спросил Илья.

– Ниже по течению есть омут, – ответила Женька. – Небольшой, но глубокий. Только одному там купаться нельзя. Опасно. Ключи бьют.

– Сколько тебе лет?

– Что?

– Сколько тебе лет, Женя?

Илья остановился у поросшего камышами берега. От того, как он произнес ее имя, внезапно сбилось дыхание. И тогда она подняла на него полный ехидства взгляд, надеясь скрыть в нем свое смятение, и ответила:

– Четырнадцать. А тебе?

– Шестнадцать. Я думал… Знаешь, я думал, ты старше!

– А это важно?

– Что? Нет, что ты… Ты просто… Такая взрослая, что ли…

– Спасибо. Наверное. – Она засмеялась, но как-то неуверенно. И хрипло. – Пойдем домой. Что-то я замерзла. Да и поздно уже.

В деревню они возвращались в полном молчании. И только у самой калитки Илья спросил:

– Пойдешь завтра со мной гулять?

Почему-то она согласилась.

Летние дни потянулись один за одним. В домашних хлопотах, за чтением книг и катании на велосипеде. Почти каждый вечер приходил Илья, и тогда они бродили до темноты по округе, смеясь и болтая обо всем на свете. Иногда он приходил и днем, кричал под окнами:

– Женька, выходи!

И Женя, недовольно хмурясь, словно ее отвлекли от очень важного дела, выходила к калитке.

Илья улыбался. Будто видел ее насквозь. Ее нерешительность, и злость, непонятную, обидную, тоже видел. Он раздражал ее неимоверно, этот вредный парень, в один миг разрушивший тихое уединение ее лета. И она сходила с ума, если вечером он задерживался хотя бы на десять минут.

А потом приехала Лялька. С Лялькой они дружили, кажется, с пеленок. За год подруга вытянулась, немного осунулась, пропал привычный румянец на щеках. И косы, толстые темные косы с бантами тоже пропали. Аккуратная стрижка, модные джинсы и новенькие кроссовки. Ляльку было не узнать.

Конечно же об Илье она уже знала. И Жене вдруг стало ужасно обидно, совершенно не хотелось делить свою тайну с другими.

Подруги сидели на подвесных качелях под старой липой, когда на тропинке, ведущей, к дому тетки Любы, показался Илья. Он исправно, каждый день приходил к ней за молоком для маленькой сестры. Лялька зыркнула в его сторону темными глазищами и приосанилась. Женька скорчила недовольную рожицу.

– Привет! – весело сказал парень, приблизившись к ним. – Женечка, познакомишь нас?

Женечка подняла глаза к небу и произнесла:

– Оля, это Илюша. Илюша – это Оля.

– Можно просто Ляля, – проворковала подруга, окинув его оценивающим взглядом.

– Можно просто Илья, – ответил тот и подмигнул Женьке.

Почему-то на душе сразу стало тепло.

А вечером они сидели у костра в его саду, на самом краю леса. До этого Женя была здесь только раз. И то ждала приятеля у калитки. Тогда она успела разглядеть в глубине сада старую беседку и бледную девочку в ней, от силы лет пяти, укутанную в пушистую шаль.

И вот вместо обычной прогулки Илья позвал их обеих на печеную картошку. Лялька выглядела удивительно притихшей. Она сидела в стороне и зябко куталась в куртку, хотя ночь была по-летнему теплой. Илья болтал без умолку, перескакивая с одной забавной истории на другую, и подкидывал в костер сухие ветки, заставляя пламя подниматься к самому небу.

– Тебе тут правда не страшно жить? – вдруг спросила Ляля.

– Мне? – удивился Илья. – Почему мне должно быть страшно?

– Раньше здесь стоял