У этой майской Флоренции есть свои художники: Бернардо Дадди, Фра Анджелико, Фра Филиппо Липпи, Беноццо Гоццоли, Верроккьо, Боттичелли — мастера, чья живопись напоминала цветущий сад, и которые были столь любимы в викторианский век. Общепринятое представление о Флоренции, которое, как большинство об щепринятых представлений, пришло из этой эпохи, сформировалось на их творчестве. Впрочем, это представление никак нельзя считать неправильным. Точно так же, как во флорентийской политике существовали гвельфы и гибеллины, Черные и Белые, во флорентийской живописи существовали два отдельных друг от друга направления. Одно — строгое, величественное, осеннее, иногда резкое или тускловатое, — можно сказать, гвельфское, началось с Джотто и продолжилось в творчестве Орканья, Мазаччо, Уччелло, Андреа дель Кастаньо, Антонио Поллайоло, Леонардо, Микеланджело; второе — ласковое, цветущее, весеннее, — гибеллинское направление, зародившееся в Сиене и расцветшее вначале под кистью Бернардо Дадди, затем — в работах Фра Анджелико и наследовавших ему незначительных мастеров, а потом — в творчестве Фра Филиппо, Верроккьо и, наконец, Боттичелли.

Можно сказать также, что во флорентийской живописи, в целом мрачной, бесстрастной и сдержанной, было и что-то нежное. Или что флорентийская живопись колебалась между двумя образами, полярно противоположными друг другу: с одной стороны — Распятие и глиняно-желтое тело Христа, с другой — Благовещение. Да, Фра Анджелико писал «Распятия», причем очень трогательные, а Леонардо писал «Благовещения»; да, цвета Джотто, этот серебристо-розовый, золотисто-желтый и сияющий белый выглядят более свежо и нежно, чем цвета железа и ржавчины на полотнах его великих последователей; да, в работах Уччелло сочетаются оба направления (возьмите в качестве примера его «гибеллинских» иллюзий фантазии на тему рыцарства в «Святом Георгии с драконом» в парижском Музее Жакмар-Андре); да, Пьеро делла Франческа (который, впрочем, после завершения учебы не работал во Флоренции) не вписывается ни в одну из этих категорий. Но несмотря на все эти исключения, нельзя все же не почувствовать различия. Через всю флорентийскую живопись проходит трещина, а в эпоху кватроченто она все увеличивается, пока не превращается в адский разлом. И дело тут вовсе не в разных школах. Суровый Микеланджело учился в мастерских слащавого жанрового художника Гирландайо; Боттичелли какое-то время вдохновлялся творчеством Андреа дель Кастаньо, введшего своеобразную моду на грубые, темные, примитивные фигуры; Фра Анджелико многому научился у Мазаччо.

«Гвельфские» работы похожи на каменный город Флоренцию, «гибеллинекие» напоминают о цветущей майской природе ее окрестностей: блестящие от росы луга, покрытые травой и разноцветными цветами, или огороженные сады с розовыми кустами, апельсиновыми деревьями и кипарисами, или лоджии с розовыми колоннами и пасхальными лилиями, откуда можно взглянуть на примыкающую к дому аллею. В саду или на лугу сидит девушка — Мадонна с божественным младенцем на коленях. Светлый ангел с белоснежными крыльями, на концах которых играет огонь, приносит Благую весть на крытую черепицей лоджию. Та же лоджия может служить прелестной спальней, где на prie-Dieu{23} или пюпитре лежат книги, где стоят горшки с цветами и кровать с валиком под балдахином, а девушка на лугу может превращаться в нимфу или в новорожденную богиню. У Фра Анджелико место действия может переместиться в Рай, где Спаситель коронует девушку в окружении ангелов, дующих в золотые трубы, но этот переход осуществляется без всякого потрясения, без скачка, потому что речь идет о земном рае, в котором живет девушка, а само Небо, с его ангельскими хорами и восточными коврами, не может быть ярче тосканской весны.

Сегодня земля в Тоскане по большей части разделена на участки и возделана; весной сельская местность покрывается аккуратными заплатками всех оттенков зеленого: золотисто-зеленые всходы кукурузы и пшеницы, сизовато-зеленые — ржи, а между ними, словно на весенних маневрах, стройными шеренгами маршируют серебристо-зеленые оливы, желто-зеленые фиговые деревья, сходящиеся и расходящиеся ряды сине-зеленых виноградников, опрысканных медным купоросом, и на фоне бледно-голубого неба стоят навытяжку, преграждая путь ветру, темные, черно-зеленые кипарисы и зонтичные сосны, всегда повернутые к зрителю в профиль. Впрочем, цветущие луга до сих пор можно увидеть на взгорьях, среди холмов Муджелло и Казентино, в Кьянти, возле Ареццо, вдоль сельских дорог, идущих среди дубовых, буковых и ореховых рощ. По обочинам этих дорог, словно вдоль трелевочных просек в какой-нибудь глуши, сложены поленницы дров. В начале мая эти немыслимой красоты луга очень похожи на те, какими их изображали художники кватроченто, — это пышные ковры из трав и диких цветов: красных маков и синих ирисов (сбежавших сюда из садов), густо-розовых диких гладиолусов, розовых и сиреневатых анемон, кудрявых гиацинтов, анютиных глазок, васильков, льна, примул, водосбора и колокольчиков, ярко-розового или алого кукушкина цвета, цветущей земляники, диких орхидей, прелестных зеленовато-белых кисточек дикого чеснока. В начале мая этой красоты еще не коснулся плуг; в это время здесь вообще не пашут, а тишину нарушает только пение ласточек и шум далеких водопадов. Лесорубы ушли. Кажется, что эти роскошные луга цветут для собственного удовольствия, что они так же далеки от людей, как звезды в небе. Без сомнения, возникает такое ощущение, будто звезды рассыпались по всей земле, как в боттичеллиевской «Весне», где Флора усыпает цветами свой путь, или в «Рождении Венеры», где цветы, похожие на розовые пуховки, парят в воздухе, опускаясь на зеленеющий травой берег моря.

Таким образом, этот мир майских художников вовсе не сказочный. Он совершенно реален, но бесполезен и потому хрупок, уязвим, недолговечен, непрочен. Чтобы он принес пользу, его придется разрушить — превратить в пастбище или пустить цветочный ковер под плуг. Плодородной, благодатной землей Тосканы, с ее четкими рядами живых изгородей и посевов, коническими холмами, белыми дорогами и молочно-мутными реками, безраздельно владеют Пьеро делла Франческа и Бальдовинетти, землемеры и организаторы пространства, тогда как более зеленые, более бархатистые ландшафты, с роскошными впадинами долин и застывшим стеклом рек принадлежат Поллайоло, а также Леонардо, выросшему неподалеку от Эмполи, у дороги, ведущей в Пизу, в местах, где выращивают кукурузу. Да и Фра Анджелико, понимавший, что такое блаженство во всех его проявлениях, показывает, пусть и в изысканном масштабе кукольного домика, упорядоченность и четкую геометрию тосканского земледелия. Как и в любом хорошем монастыре, мир Фра Анджелико не сводится к одному лишь возвышенному благочестию — в нем найдется место и ухоженному огороду, и рачительному домашнему хозяйству. Боттичелли, любивший движение, мастерски изображал призрачные леса и луга, где под легким ветерком стайками порхают нимфы, богини и грации — воплощение сладостной бесполезности, полуаллегорические языческие духи, в которых никто уже больше не верит.

Патер[64] называл «изгнанниками» эти неземные создания, которые всегда