Мы-то прекрасно знаем, куда отправился Леха. К ней он и отправился – к Катерине Кошкиной… извиняюсь, Вороновой!

– Стоп! – поднял ладонь Крячко. – С этого самого момента прошу как можно подробнее.

– Не-е, – замотал головой Павел. – Не с этого момента. До этого момента еще нужно дойти. Иначе дальнейшее будет непонятно.

– Ну, как знаешь, – согласился Крячко. – Вам тут виднее.

– Вот именно, – сказал Павел. – Но перед тем, как рассказывать, предлагаю выпить еще по одной. За то, чтоб ты, уголовный розыск, поскорее нашел ту сволочь, которая… – Он недоговорил и сокрушенно махнул рукой.

Выпили еще по одной, закусили.

– Ну, слушай, – сказал Павел. – Тут дело такое… Примерно лет через пять после того случая с утонувшей бабкой Леха взял да и обрадовал нас с Егором. А вы знаете, говорит, что у меня есть сын? Мы, конечно, его на смех подняли: какой такой сын, откуда? У Лехи же никогда не было жены, только в последние годы он сошелся с Татьяной. А дело было еще задолго до нее. Ну, так откуда, спрашивается, сын, каким таким образом он у тебя образовался? Известно, говорит, каким – обыкновенным. Помните, говорит, Катьку Кошкину и ту печальную историю со старушкой? Ну, помним. И чего? А того, отвечает, что иду я недавно по новокузнецкой улице и вдруг вижу Катьку. Да похорошела-то как, ну прямо киноактриса. Но не в том, говорит, дело, не в ее красоте. А в том, что ведет она за руку мальчишку, а мальчонка тот – вылитый я! Ну просто-таки второй Леха Пантелеев! И глаза, и походка, и, главное, кудри – все мое! Я, говорит, и подхожу к ним. Привет, узнала ты меня или не узнала… Отвечает, что узнала. А это кто? – указываю на мальчишку. А она: сынок мой, кто же еще? А я ей: а чего же он у тебя такой кудрявый? Прямо как я! А сам, говорит, все смотрю и смотрю на того мальчонку, глаз не свожу. И такое, говорит, у меня ощущение, будто я гляжу на самого себя, только маленького. Ну, тут-то Катька, наверное, поняла, что к чему, по-скорому распрощалась и ушла вместе с пацаненком. Так вот, говорит нам Леха, что я вам скажу. Тот пацаненок – мой сын! Вы ведь помните то приключение в машине? И по срокам сходится. Я, говорит, высчитал. Тут мы, конечно, задумались: а может, и на самом деле все было так? Всякое случается на свете. А дети, они известно как получаются… Фу, умаялся. Егор, говори дальше ты.

– Ну, чего там… Есть сын и сын, и ладно. Одно плохо, говорим мы Лехе, как ты докажешь, что ты – его отец? Вот так тебе Катька взяла да и созналась. Это ведь семейный скандал. Эдак и без богатого мужа остаться недолго – за измену-то… А Леха: да я, говорит, и доказывать-то ничего не собираюсь. Для меня, мол, хватит и того, что у меня сынок есть. И вот эта штучка на память, которая всегда мне будет напоминать, что и как. Ну, то есть что тот мальчонка – мой сынок, а Катька – его мама. И показывает нам золотую рыбку на цепочке, которая висит у него на шее. Теперь, говорит, я эту рыбку буду носить с собой постоянно. Чтобы, значит, не забыть, что у меня есть сынок. И с той-то поры он нет-нет да и показывал нам эту рыбку. Особенно, конечно, когда бывал выпивши. Эх, Алеха! Далось тебе то богатство! – Егор умолк и закручинился.

– Ну, это он надолго, – сказал Павел, обращаясь к Крячко. – Что-что, а кручинится он от всей души. Да и как тут, рассуди, быть спокойным и не горевать? Что ж… Тогда слушай меня…

– Рассказывай, – кивнул Крячко.

– Сынок Лехи и золотая рыбка со временем подзабылись. А совсем недавно, с месяц тому, он нам вдруг и говорит: вот, мол, мужики, скоро я буду богатым! И осыплю мою Татьяну бриллиантами, укутаю мехами, да и вас тоже не забуду… Понятно, что я и Егор подняли его на смех. Да где ж ты, спрашиваем, возьмешь столько денег? Неужто пойдешь грабить банк? Нет, говорит, банк тут ни при чем, моя затея перед законом чистая! Денег, говорит, мне отсыплет мой родной сынок. Ну, или его мамаша Катерина. Или, на худой конец, ее муж. Все они теперь большие люди, а коль большие, то и богатые. Я им, смеется, вроде как родственник. Так отчего бы им не поделиться богатством с родственником? С них не убудет, а мне прибудет. Да где ж ты их найдешь, спрашиваем. А он: уже, говорит, нашел. И, мол, завтра уезжаю к ним. Вернусь – с мешком денег. Уж вы мне поверьте, я – парень хваткий! Только моей Татьяне ничего до поры до времени не говорите, пускай богатство будет для нее сюрпризом. Да ты, говорим, расскажи толком, что и как? Пожалуйста, отвечает он, почему бы и не рассказать. А поступлю я так. Явлюсь, значит, к ним и прямо с порога: здравствуйте, я ваша постыдная семейная тайна и конец вашей спокойной жизни! Именно я есть настоящий отец вашего сынка, вот ведь какое дело. Да вы, скажу, только взгляните на наши лица, и все сразу станет ясно! Ну, для Катерины, конечно, то, что я родной отец ее сына, никакой не секрет, а вот глава семейства – удивится. А я ему: ты, скажу, дядя, шибко не удивляйся, мало ли что бывает в жизни. А лучше отсыпь-ка мне из своих закромов, да и разойдемся. Чем больше, скажу, ты мне отслюнявишь, тем крепче гарантия, что я рта не раскрою. Ведь ты, дядя, посуди сам: зачем тебе такая слава? Ты человек видный, какой-то там депутат, твоя жена Катерина, слыхал я, мэр города. Ну и для чего вам вся эта Санта-Барбара? Ведь если я разглашу тайну, то прощай ваша репутация. А у вас, должно быть, планы. И что с ними станется, если набегут журналисты? А уж они набегут, ручаюсь. А если вы не отсыплете мне деньжат, то я заработаю на вас другим способом – продам вашу историю в газету или на телевидение. Там подобные скандалы любят. Вот будет радости, когда в студии усядутся два молодца, одинаковых с лица – я да ваш сынок. То есть, конечно, мой сынок. А то еще на телевидении назначат всякие экспертизы, чтобы доказать родство. А это вам надо? Так что давайте договоримся по-хорошему…

Павел умолк, перевел дух, а затем продолжил:

– Такой, значит, у него был план. Мы, конечно, старались его отговорить. Выкинь, говорим, эту