Он пришпорил своего коня — несмотря на возраст и солидный живот, он не разучился прекрасно держаться в седле и наслаждался ездой на резвом скакуне — и пустил его галопом.

Через несколько секунд горны сигнальщиков пропели новую команду. Солдаты марширующей армии прибавили шаг, словно спасаясь от копящихся за их спинами грозовых туч.

* * *

Харас располагался на материковом краю прибрежной равнины.

После него дорога на Рогмор взбиралась на центральное плато, занимающее почти всю площадь западных провинций: более сухое, холмистое и не столь плодородное по сравнению с низинными землями. В долинах рек и там, где дождей выпадало больше среднего, крестьяне собирали один урожай в год, как и в родных краях Криспа. Во всех остальных частях плато трава и кусты росли лучше злаков, поэтому их использовали как обширные пастбища.

Местность на плато Крисп оглядывал с подозрительностью — не потому, что эти края были бедны, а потому что холмисты.

Гораздо больше ему был по душе открытый со всех сторон горизонт — в такой местности пришлось бы изрядно потрудиться, готовя засаду. Тут же, среди холмов, подходящие для засады места попадались через каждые несколько сот шагов.

Он приказал усилить авангард, чтобы не позволить фанасиотам остановить марширующую на Рогмор армию. Когда на плато поднялся последний солдат, он облегченно перевел дух и вознес благодарную молитву Фосу. Если бы еретиками командовал он, то ударил бы по имперской армии как можно раньше и как можно сильнее, а теперь попытка задержать ее на марше стала бы равносильна крупному сражению. Подумав о сражении, он проверил, легко ли вынимается из ножен сабля.

Он, конечно, не чемпион по фехтованию, но если приходится сражаться, вполне может постоять за себя.

Стратегически лидер фанасиотов мыслил так же, как и Крисп, но тактику избрал иную. Вскоре после того, как имперская армия поднялась на плато, в ее арьергарде началась какая-то суматоха. Солдаты Криспа растянулись в колонну более мили длиной, и на выяснение ситуации требовалось определенное время, как если бы армия была длинным, худым и довольно глупым драконом, у которого поступающий от хвоста сигнал долго идет до головы.

Убедившись наконец, что сумятица и в самом деле вызвана боевым столкновением, Крисп отдал сигнальщикам приказ остановить всю колонну. Едва стихли звуки горнов, Криспа начали одолевать сомнения — уж не совершил ли он ошибку? Но что еще оставалось ему делать? Предоставить арьергарду отбиваться самому, когда авангард продолжает двигаться вперед, было бы чистым безрассудством.

Крисп повернулся к Катаколону, сидевшему на лошади в нескольких шагах от него:

— Скачи туда галопом, выясни, что там происходит, и сообщи мне. Быстрее!

— Есть, отец!

Катаколон, чьи глаза возбужденно заблестели, пришпорил лошадь.

Та возмущенно заржала от подобного обращения, но тут же рванулась вперед с такой прытью, что Катаколон едва не кувыркнулся через хвост.

Младший сын Автократора вернулся гораздо быстрее, чем Крисп ожидал, но гнев императора сразу улетучился, когда он увидел скачущего следом за Катаколоном посыльного, в котором узнал одного из солдат Ноэтия.

— Ну? — рявкнул Крисп.

Посыльный отдал честь.

— Да возрадуется ваше величество, нас атаковала банда человек в сорок. Они приблизились и стали обстреливать нас из луков. Когда мы пошли в контратаку, большинство ускакало, но несколько человек остались и стали биться на саблях, чтобы другие успели уйти.

— Потери есть? — спросил Крисп.

— У нас один убит и четверо ранены, ваше величество, — ответил посыльный. — Мы убили пятерых, и еще несколько нападавших пошатывались в седлах, когда убегали.

— Пленные есть?

— Когда я выехал к вам, погоня еще продолжалась. При мне пленников не захватывали, но, как я уже сказал, у меня неполная информация.

— Поеду назад и выясню все сам, — решил Крисп и повернулся к Катаколону: Передай музыкантам, пусть сыграют «поход». — Когда сын заторопился исполнить приказ, он сказал посыльному:

— Проводи меня к Ноэтию. Я сам послушаю его рапорт.

Погоняя коня, Крисп кипел от возмущения. Жалкие сорок человек задержали его на целый час. Еще несколько таких булавочных уколов, и армия начнет голодать, не добравшись вовремя до Аптоса. «Надо усилить кавалерийские заслоны», — решил он.

Налетчиков следует отгонять прежде, чем они приблизятся к главным силам.

Патрульные кавалеристы смогут сражаться, не прекращая движения вперед, а если натиск окажется слишком сильным — вернуться к своим товарищам.

Он надеялся, что кавалеристы сумели захватить нескольких фанасиотов. Один допрос стоил тысячи предположений, особенно в ситуации, когда ему так мало известно о противнике. Он знал о способах, с помощью которых его люди могли выжать правду из любого пленника. Эти методы ему не нравились, однако любой человек, захваченный с оружием в руках и выступивший против Автократора, однозначно считался предателем и бунтовщиком, и с ним никто не собирался церемониться, раз его действия представляли угрозу империи.

Один из раненых солдат Криспа лежал в фургоне; над ним уже склонился жрец-целитель в синей рясе. Солдат слабо корчился — из его шеи торчала стрела.

Крисп натянул поводья, желая понаблюдать за работой целителя. Сперва он удивился, почему тот не извлек из шеи стрелу, но потом догадался, что именно она не дает раненому за несколько секунд истечь кровью и умереть. Да, целителю придется нелегко.

Тот вновь и вновь повторял молитву Фосу:

— Будь благословен Фос, владыка благой и премудрый, милостью твоей заступник наш, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать.

Погрузившись при помощи молитвы в целительный транс, он опустил одну руку на шею раненого, а второй ухватился за стрелу, которая покачивалась от дыхания солдата.

Внезапно целитель резко выдернул стрелу. Солдат закричал, в горле у него заклокотало, в лицо жрецу брызнула кровь. Тот словно и не заметил ее, ни на мгновение не утратив сосредоточенности.

Внезапно фонтан крови иссяк, словно рука целителя повернула кран. По спине Криспа побежали мурашки — так всегда случалось, когда он видел целителя за работой. Он подумал, что воздух над раненым солдатом должен слегка дрожать, словно над костром, — настолько мощной была живительная сила, перетекающая от жреца к солдату. Но его глаза, в отличие от других, не столь легко обозначаемых органов чувств, не различали ничего.

Целитель выпустил раненого и сел. Лицо человека в синей рясе было бледным и измученным — плата за потраченную целительную силу. Через секунду сел и солдат. На шее у него виднелся белесый шрам; казалось, ему уже несколько лет.

Бывший раненый с изумлением взял окровавленную стрелу, еще недавно торчавшую у него в шее.