В Ботанический сад автомобиль бежал ровнехонько, понимая, что старший Блинков очень волнуется за Эдуарда Андреевича. А на обратном пути стал капризничать. Он выл, стонал и кашлял. Он останавливался посреди улицы, и водители других машин, объезжая это неожиданное и опасное препятствие, крутили пальцем около виска и кричали старшему Блинкову обидные слова. Но папа не обращал на них внимания. Он очень радовался, что Эдуард Андреевич не перешел в стан врага.

— Прихожу я первый раз в Ботанический сад, — рассказывал он. — Первокурсник, стипендия сорок рублей. Нельзя ли, говорю, подработать у вас лаборантом? Эдик, он тогда уже был директором, ведет меня к Розе Моисеевне, и они дают мне испытание: сделать один опыт. В конце там осадок фильтруется на вату, а вата по латыни «госсипиум». Я и решил щегольнуть, что так хорошо знаю латынь. Все готово, говорю, теперь только госсипиум. Эдик обомлел. Ну и нахал ты, говорит! А Роза Моисеевна ему: ничего, зато руки хорошие.

Папа замолчал, ожидая, когда единственный сын спросит, за что Эдуард Андреевич обозвал его нахалом.

— Ты сто раз рассказывал, — непочтительно заявил Блинков-младший. — Им с Розой Моисеевной послышалось, что ты сказал не «госсипиум», а «угости пивом». Главное, сейчас он за кого, за наших или за тех?

— Разумеется, за наших! — улыбнулся старший Блинков.

— Если бы разумелось, он бы с самого начала им не поддался. А так что придумал: директором пивной! — разоблачил Эдуарда Андреевича Блинков-младший. — Мало ему Ботанического сада?

— Ботанического сада ему даже многовато, — сказал старший Блинков, — а вот платят постыдно мало. Мы, ученые, хотя бы знаем, что работаем на будущее. А Эдик, во-первых, не ученый, а хозяйственник, во-вторых, старенький. Он считает, что раз ему стали так мало платить, то его работа больше никому не нужна. И потерпеть несколько лет Эдик не может. Очень трудно терпеть несколько лет, когда тебе самому шестьдесят.

— Но ты его убедил? — спросил Блинков-младший.

Папа остановился на светофоре и сидел молча, разглядывая идущих через улицу пешеходов.

— Скорее, я его припугнул, — сообщил он, когда Блинков-младший уже потерял терпение. — Но припугнул как следует. В общем, он теперь будет хороший. А если не будет…

Пешеходы прошли, зажегся зеленый, и старший Блинков большими пальцами нажал на крылышки по бокам руля. Это крылышки газа. Они есть только у машин с ручным управлением, а у обычных машин вместо крылышек педаль.

Автомобиль, Который Никогда Не Угонят, взревел и стал набирать скорость. Он слушался старшего Блинкова, как новенький. Он понимал, что у водителя смутно на душе.

Деликатно покашливая, «Запорожец» вкатился во двор.

— Знаешь, на каком дрянном бензине он ездит?! Не на всех даже бензоколонках есть такой никудышный бензин, — с гордостью за «горбатого» сообщил старший Блинков. — Ну ничего, у Толика в гараже целая бочка. Сейчас заправимся, чтобы не возиться с утра.

Но заправиться не пришлось. Мешая «горбатому» проехать, у подъезда стоял длиннющий лимузин вишневого цвета. Блинкову-младшему нехорошо сжало грудь. В этом подъезде жила Нина Су. А лимузин Блинков-младший где-то видел.

— Раскорячился, а простому инвалиду уже и не проехать, — ворчал старший Блинков, нажимая на бибикалку. Сигналил «горбатый» негромко, как будто стеснялся.

Дверь подъезда приоткрылась, и в щель высунулась бабья физиономия на треугольных от мускулов плечах.

— Не гуди. Старший князь ездил на этой машине, — быстро сказал папе Блинков-младший. Он узнал и бабьелицего телохранителя, и вишневый лимузин.

— Да что ты! У него же «Волга», — сказал старший Блинков, но сигналить перестал.

— А на этой он приезжал в Ботанический сад, — уточнил Блинков-младший.

Бабьелицый телохранитель слева направо и сверху вниз поводил своей физиономией, противников не обнаружил и осторожно вышел из подъезда. Сейчас, подумал Блинков-младший, появится тело, которое он хранит.

Тело появилось.

Это была Нина Су!

Растрепанная, в домашнем халатике, в черных чулках с дырами на красивых коленках, фотомодель шла, задрав голову, как слепая. Бабьелицый тащил ее за руку. Похоже, он расквасил ей нос.

— А ведь нашей дружбой клялся! — хрипло сказал старший Блинков. — И не успел я уйти, как он бросился звонить. Теперь я очень хочу, чтобы его посадили.

Старший Блинков говорил, конечно, об Эдуарде Андреевиче. Только он мог выдать Нину Су грязным бизнесменам.

Сузив глаза в щелочки, папа смотрел на телохранителя и слепо хлопал по дверце ладонью.

— Ручка выше, — подсказал Блинков-младший. — Ты куда?

— И ты еще спрашиваешь? — удивился старший Блинков, открывая дверцу. Краем гипсового валенка он зацепился за ручной тормоз и стал дергать валенок двумя руками.

Бабьелицый мельком глянул на возню в инвалидном «Запорожце» и ухмыльнулся. На ходу он достал автомобильные ключи с брелоком, нажал, куда надо, и лимузин приветственно бибикнул и мигнул фарами.

Старший Блинков уже стоял одной ногой на асфальте, но гипс опять за что-то зацепился. Блинков-младший не мог помочь, ему мешала спинка водительского сиденья. Папа дергался и постанывал от боли. Он уже не успевал: бабьелицый будто куклу закинул Нину Су в лимузин и усаживался…

Широко размахнувшись, старший Блинков швырнул палочку бразильского дона прямо в стекло вишневого лимузина!

Палочка летела хорошо, вперед тяжелым кукишем. И попала хорошо, не вскользь. Но стекло не разбилось. Наверное, было пуленепробиваемое.

У телохранителя один за другим отвалились оба его подбородка.

— Ты че, одноногий?! — плаксиво сказал он. — Ты из клуба самоубийц?

— Иди сюда, Хрюшка, — поддразнил его старший Блинков. Зашвырнув палочку, он оставил себя и без опоры, и без оружия. Но держался с боевым нахальством. Стоял, облокотившись на крышу «горбатого», и весело издевался над телохранителем. — Умылся бы, рожа сальная! Об тебя канат потереть, и можно зажигать, как свечку!

Бабьелицый, уже было умостившийся в кресле водителя, шире распахнул дверцу и стал выдвигаться из лимузина. Он выдвигался торжественно, по частям. Столбообразная нога, тяжелые плечи, надутая, как бочка, грудь…

Блинков-младший вдруг понял, что папа ни секунды не надеялся победить этого тяжеловеса. Он только хотел выиграть время. Может быть, кто-то из соседей, увидев драку, вызовет милицию. А может быть, подоспеют контрразведчики из службы наружного наблюдения, которые следят за подъездом князя Голенищева-Пупырко. Если только они следят. Наконец, Нина Су могла сама улучить момент и убежать из лимузина. В общем, папа жертвовал собой, чтобы спасти фотомодель.