Глаза князя угрожающе сузились. Жаль, мой ИКР-13 остался без зарядов, а то очередной повод задействовать рефлексы уже имелся.

– Мне просто все интереснее и интереснее, – злость закипала медленно, но верно, – а если бы это был мой парень, жених, муж, в конце концов? Его голову тоже было бы приказано подать вам к завтраку?!

Спокойный взгляд в ответ на мой разъяренный, и сказанное не мне:

– Спасибо, Николь.

Я даже не услышала шагов горничной, повернулась, реагируя на слова князя, и увидела, что мне протягивают халат. Теплый, махровый, пушистый халат. И протягивают так, с намеком.

Даркану хватило той секунды, в которую я повернула голову, чтобы из состояния почти расслабленного, перейти в собранное, миновать длинный стол, и отодвинуть мой стул, когда я начала подниматься.

И он не просто отодвинул стул. Движение, вампир развернул меня к себе, наклонился к моим губам, едва прикоснулся собственными, и произнес:

– Да. Если бы у тебя был парень, жених или муж, его голову подали бы мне к завтраку. Еще вопросы?

Сука, чтоб ты сдох!

– Вполне вероятно, но мало возможно, – улыбнулся князь.

Темные глаза цвета мокрого асфальта скользнули по моему лицу, остановились на губах… И в следующий миг князь начал двоиться, а появляющийся демон прорычал «Мойййааа».

– Нет, моя.

Очень жестко, абсолютно уверенно, я бы даже сказала с железобетонной уверенностью, произнес Даркан. И демон испарился, так толком и не явившись на свет.

– Моя, – повторил Даркан, уже лично для меня.

Удовлетворенно усмехнулся и спросил:

– Пиджак отдашь?

Да подавись! Я сорвала его с себя, протянула вампиру. И почувствовала себя голой. Не тогда, когда осталась без одежды, а в тот момент, когда Даркан поднес свой пиджак к лицу, вдохнул оставшийся на ткани мой запах, и произнес, все так же не отрывая взгляда от моих глаз.

– Сладкая. Упоительно сладкая. Я все не мог понять, почему так тянет к тебе… теперь понимаю.

Он небрежно бросил пиджак на стул, забрал халат у горничной и самолично одел на меня. Так же самолично поправил на мне теплую ткань, попутно оторвав бирку, и бросив ее вконец затрясшейся Николь, с нескрываемой заботой завязал пояс на мне, рывком прижал к себе, поцеловал и произнес, отстранившись:

– Отдыхай, Каиль, я вернусь утром.

Остановился на пороге столовой, словно не заметив, что двери уже распахнулись, обернулся, посмотрел на меня, усмехнулся как-то неожиданно светло и радостно, развернулся и покинул столовую.

Из противоположных дверей выскользнул его секретарь, подхватил оставленные князем на столе бумаги и унесся за хозяином. Следом в столовой появился второй вампир, на удивление с проплешиной, остановился в пяти шагах от меня, низко поклонился, открыл имеющуюся папку и… и началось.

– Княгиня, вы не могли бы уточнить такой вопрос. Я обратился к специалистам, и выяснил, что шугаринг и восковая депиляция – взаимоисключающие процедуры. Вы не могли бы…

Я не могла.

Я развернулась, и ушла в фойе, остановилась, заметив стоящего в проеме входных дверей Навьена, который молча проследил за тем, как князь садится в свой суперлюксовый автомобиль, и бесшумно исчезает в темноте.

И лишь после обернулся.

Я стояла, в халате, но под взглядом тысячника почему-то невольно стянула ворот у шеи дрожащей рукой, и… ничего не сказала, конечно.

Говорить пришлось холодному, словно отстраненному, скованному изнутри, Навьену:

– Княгиня, у меня приказ сопроводить вас вниз, ради вашей безопасности.

Просто кивнула.

Молча.

***

«Сопроводить вниз» – это спуститься по лестнице на четыре пролета, то есть два этажа, и идти там, в кромешной мгле, ориентируясь на звук шагов вампира. В какой-то момент я споткнулась, Навьен поддержал, а потом… просто не отпустил мою руку, ведя меня за собой.

У него была широкая и теплая ладонь, и я… неправильно, в принципе, не стала отдергивать свою, убеждая себя же, что здесь темно, можно упасть и…

– Почему он называет меня сладкой? – тот случай, когда из тысячи вопросов, выбираешь самый дибильный.

– Потому что ты сладкая, – тихо ответил Навьен. – Опьяняюще сладкая. К тебе тянет. Тянет настолько сильно, что практически не справиться. И мне бы очень хотелось, чтобы ты была стервой, как большинство из наших женщин. Или продажной тварью, как существенная часть ваших. А ты сияешь. Добротой, сопереживанием, заботой. Мне еще никогда не было так паршиво.

Еще одна тысяча вопросов роилась в моей голове, но я задала опять дурацкий:

– Это так важно?

Навьен гулко сглотнул, и ответил:

– Это ошеломляет. Сбивает с ног. Обезоруживает. Убивает. Мне бы хотелось, чтобы ты была тварью, тогда включился бы разум, останавливая, а так… ты слишком хорошая, Каиль, но с того момента, как тебя засек князь, рядом с тобой нет места для двоих.

И остановившись, вампир открыл дверь, которую в этом непроглядном мраке я не видела вовсе, но стоило двери открыться, как в комнате, уже знакомой мне комнате, включился неяркий свет.

– Иди спать, – с убийственной обреченностью произнес Навьен, роняя мою руку.

Он не просто ее отпустил, он разжал пальцы, оставляя свою ладонь окаменевшей в воздухе, и роняя мою.

Иногда жесты говорят больше, чем тысяча слов.

Я молча шагнула в комнату, возводя между нами призрачную, но вполне ощутимую грань, развернулась и посмотрела на него. В глазах тысячника было столько боли, что у меня перехватило дыхание.

– Не надо на меня так смотреть, – очень тихо попросил Навьен, – я тварь, Каиль. Мразь, зверь, упырь. На рассвете к тебе придет князь, а я пойду трусливо убивать первого подвернувшегося под руку.

Что?!

– Да, – он криво усмехнулся, – лучше смотри на меня так. С негодованием и ненавистью. Я же зверь, ты помнишь?

И он закрыл дверь.

А я… я стояла, ошеломленная его словами, и тем, что погибнет невиновный, и не сразу заметила движение справа. А дальше…

– Мам… Навьен! – мой визг чуть не расколошматил все стеклянные предметы в комнате, но вообще ничуть не остановил змею, плавно ползущую ко мне. Уверенно, убежденно ползущую! Такую просто кипец как уверенную в правильности своих дейсвий, и… зря она так.

Потому что дверь молниеносно распахнулась, и змее пришел… Навьен. Полный, в смысле мускулистый Навьен. Через секунду змея была мертва. Еще через две рядом с ней валялись трупики подруг по несчастью, а Навьен стоял, мрачный как скала, над которой уже с тысячу лет идет мерзкий холодный дождь и чуть ли не рычал.