Красный «Фиат-500» мчался по шоссе вдоль Неаполитанского залива, огибая подножие задумчиво притихшего Везувия. По левую сторону дороги тянулись ровные ряды виноградников, ухоженные рощи грецкого ореха и маслин, абрикосовые сады. Вполне возможно, что здешними краями вовсю заправляла мафия — неаполитанская версия коза ностры, но на первый взгляд земли казались тихими и мирными.

Сейчас трудно вообразить, что среди подобного умиротворяющего пасторального пейзажа могли разворачиваться боевые действия, кровавые и жестокие, но девятого сентября сорок третьего года армия союзников высадилась на Апеннинский полуостров в районе Салерно, то есть миль на пятьдесят южнее, и упрямо двинулась в глубь страны, в то время как немецкая армия Кессерлинга медленно, отчаянно сопротивляясь, отходила на север.

Лютц Келлерман, если верить записям в его дневнике, прибыл двадцать восьмого сентября в сопровождении небольшого отряда отборных солдат первой дивизии «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» в городок Нола, расположенный приблизительно в тридцати километрах к северо-востоку от Неаполя. Они были неплохо вооружены: бронированные автомобили, снабженные крупнокалиберными пулеметами, полугусеничные мотоциклы «Кеттенрад», полдюжины танков «Панцер IV» и штабная машина «Кюбельваген». Перед отрядом стояла официальная задача: теребить врага, где только можно, собирать разведданные и добывать продовольствие для армии. Но у Келлермана имелось и собственное дело.

За два дня до этого, повидавшись с Амадео Маури на личной вилле археолога в пригороде Неаполя, Келлерман оставил большую часть своих людей наводить порядок в городе, а сам со взводом солдат направился в то место, о котором рассказал ему Маури.

Это было большое поместье, построенное еще в семнадцатом столетии на вершине холма над крошечной деревенькой Сан-Паоло-Бель-Сито, южнее Нолы. Вилла Монтесано, так ее называли, имела долгое и прославленное прошлое, восходящее к цистерцианскому ордену рыцарей Калатравы, которые частенько общались с братьями-тамплиерами.

Изначально виллу строили как аббатство, но после она перешла в частную собственность, и в годы Второй мировой войны ею владела синьора Луиза Сантамария Николини, племянница Николы, архиепископа Гаэты. Связь с церковью и храмовниками казалась вполне очевидной, и на хранение в поместье передали архивы — более пятнадцати тысяч книг и пергаментных свитков, относящихся к двенадцатому веку — эпохе Крестовых походов.

По уверениям Амадео Маури, среди этих документов находился архив Анжуйского отделения ордена Храма, привезенный известнейшим моряком-тамплиером Роджером де Флёром, легендарной личностью. Ходили слухи, что это именно он вывез сокровища ордена Храма из Святой земли и укрыл их от жадных лап врагов.

Маури увидел там книгу и прочел латинскую надпись на обложке. Теперь он думал, что книга могла подсказать, кому же принадлежит меч Пелерина. По всей видимости, книга была копией «De laudibus novae militiae», послания, адресованного Бернардом Клервоским первому великому магистру ордена бедных рыцарей из Храма Соломона и приору Иерусалима, Гуго де Пейну.

Лютц Келлерман прибыл на виллу Монтесано, где встретился с синьорой Николини, владелицей поместья, и проживающим там же директором церковных архивов по имени Антонио Капограсси. Несмотря на настойчивые расспросы немца, даже под угрозой уничтожения виллы и всех документов ни госпожа Николини, ни синьор Капограсси ничего не сказали. Архивариус настаивал, что такой книги нет среди собрания документов, и в доказательство своих слов продемонстрировал Келлерману все каталоги — никакого упоминания о Роджере де Флёре или копии «De laudibus novae militiae». He поверив на слово, Лютц Келлерман приказал своим людям, среди которых был и молодой Руди Драбек, вскрывать и тщательно обыскивать ящики.

Несколько часов нацисты перелопачивали архив, но ничего не нашли. Ну, совсем ничего. Келлерман упоминал в дневнике, что когда они срывали крышки с ящиков, вдали послышалась артиллерийская канонада. Это армия союзников победным маршем двигалась от Салерно к Риму. Режим Муссолини пал, и рейху оставалось недолго ждать. Генералу СС ни капельки не хотелось попадать в руки врагов, поэтому, прислушиваясь к приближающемуся шуму сражения, он приказал все сжечь.

Солдаты обложили ящики соломой и бумагой, посыпали порохом и зажгли с четырех углов. Едва ли не мгновенно архивы объяло ревущее пламя. Огонь перекинулся на другие комнаты виллы, и через час старинный дворец превратился в ад. К утру следующего дня от усадьбы Монтесано остались дымящиеся руины, которые с тех пор никто никогда не восстанавливал, а Лютц Келлерман ушел.

С помощью путеводителя Холлидей без труда отыскал город Нола, пересек его по улице Кастель-Цикала и вновь углубился в сельскую местность. Потом они обогнули высокий, крутобокий холм, увенчанный руинами древнего замка, и оказались в небольшой лесистой долине. Подполковник повернул «Фиат-500» на узкую дорогу, по которой выбрался из долины на магистраль Нола — Висчиано.

— Я думаю, это где-то там, — проговорил Холлидей, внимательно разглядывая окрестности. — Видите два высоких столба по сторонам дороги?

— Если Лютц Келлерман сжег архивы, зачем мы так стремимся попасть туда?

— Потому, что это единственная зацепка. Остальное скрыто туманом. Не находите?

— Я просто пытаюсь смотреть на вещи реалистично, — Пэгги шутливо ударила кулаком ему по плечу. — Кто-то же должен сдерживать моего дядюшку-романтика?

Холлидей сбросил скорость.

— Точно! Я уверен, что это там!

Два похожих на башенки столба, почти разрушенные, охраняли въезд на заросшую травой дорогу, по обе стороны которой раскинулись оливковые рощи. Джон, не раздумывая, свернул туда, куда подсказывало сердце. Жесткие стебли сорняков зашелестели по днищу автомобиля. Под колесами громыхали камни. Через сотню ярдов они достигли остатков строения, бывшего некогда виллой Монтесано.

Даже руины древнего здания выглядели внушительно. Дворец смотрел на восток. С гребня холма открывался вид на Неаполитанский залив с громадой Везувия. На горизонте голубое море сливалось с ярко-синим небом.

Устроенный в виде череды террас сад постигла та же участь, что и поместье в целом: разруха, запустение, сорняки. Там и сям возвышались груды битого камня и щебня, вместо фруктовых деревьев рос густой, почти непроходимый подлесок. В самом доме сохранились только закопченные остатки стен и мозаичные полы, за шестьдесят лет обезображенные до неузнаваемости непогодой.

Провалившиеся обугленные стропила лежали, будто кости гигантского зверя. Крапивники свили гнезда в опустевших оконных проемах. Рыжевато-коричневые шашечницы[97]пили нектар из фиолетовых цветков львиного зева, выросшего на пороге. Звенели цикады. В безветрии листья и травинки сохраняли полную неподвижность. Пейзаж словно сошел с картин Каналетто.[98]