«Все, что будет нужно, – сказал он, – все что угодно».

– К Маку. – Она подняла голову. – Я хочу обратно в дом к Маку.

Десять человек. Шесть просмотров. И ни одного предложения.

– Это все из-за процентных ставок, – извиняясь, объяснил агент по недвижимости. – Заставляют людей нервничать. Дважды подумать, прежде чем выдвинуть предложение.

– Но нам надо продать этот дом.

Наташа удивилась самой себе. До возвращения Мака она уезжать не хотела.

– Тогда могу только предложить снизить цену. По сходной цене продается все. И заранее прошу прощения, но было бы неплохо немного прибраться в гостевой спальне. Делу не помогает, если потенциальным покупателям приходится перешагивать через мужское нижнее белье, чтобы осмотреть ванную.

Наташа лежала в ванне, раздумывая, насколько снизить цену, чтобы продать дом. Снижение должно привлечь покупателей, но не оставлять неприятного осадка у нее. Это был красивый дом на приятной улице. Эта часть Лондона пользовалась спросом, все так говорили, а ей нужно было выручить достаточно, чтобы купить квартиру в другом месте.

Перспектива снова поселиться в квартире навевала грусть. К тридцати пяти полагается заложить фундамент жизни. Встретить свою половинку, поселиться в доме, который любишь, сделать хорошую карьеру. Иметь ребенка или двух. Сквозь пузырьки пены был виден ее совершенно плоский живот. Одно из четырех. Негусто. Да и то после эпизода с Ахмади она засомневалась в своей профессиональной компетенции.

– Наташа?

Она села и проверила, не забыла ли запереть дверь.

– Я здесь! – крикнула она.

Только бы он не привел никого в дом!

На пол опустили что-то тяжелое, потом раздались его шаги на лестнице. Прихожую заполонило оборудование: куча прожекторов, холщовые сумки с фотоаппаратами, усилители света из фольги. Скоро придется перепрыгивать через все это добро, чтобы войти или выйти.

– Я в ванной, – громко сказала она.

Наташа слышала, как он остановился у двери, и вдруг смутилась. Представила, как он стоит в коридоре, в футболке и джинсах, поглаживая себя по макушке.

– Ходил в супермаркет. Накупил кучу всего. Оставил на кухне. Чай в пакетиках и прочее.

Отлично, подумала она. Хочешь медаль?

– Звонил в агентство недвижимости. Они сказали, последняя пара еще может сделать предложение. Только два дня прошло после просмотра.

Она слышала, что ему на телефон пришло сообщение. Когда он заговорил снова, ей показалось, что-то его отвлекает, возможно, он набирает ответ. Ему никогда не удавалось делать два дела одновременно. Она глубже погрузилась в воду, пузырьки поднялись до подбородка, и голос Мака стал едва слышен.

– В любом случае, не помню, говорил я или нет, в следующую среду кто-то еще придет смотреть. Так что ничего нельзя загадывать наперед.

Они смотрели дом вместе. Мак пришел прямо с работы, с фотоаппаратом, висящим на шее. Она сказала, что он похож на позера. Он снимал комнаты, и оба были восхищены светом и простором. На следующее утро они высказали намерение купить этот дом.

– И еще был один звонок, – сказал он неуверенно.

Наташа насторожилась и села в ванне:

– Кто звонил?

– Из социальной службы. Речь шла о девочке, которая у нас ночевала.

– Что с ней?

– Они спросили, не могли бы мы приютить ее на несколько недель. Что-то у нее там не складывается с приемной семьей. – Он выдержал паузу. – Она просит взять ее к нам.

Вспомнились настороженные глаза девочки, уставившиеся в тарелку с завтраком. Ее растерянное лицо, когда она увидела разорение в своей гостиной на пятом этаже.

– Но мы ее не знаем.

– Она сказала, мы друзья ее семьи. Я не стал опровергать. Но, думаю, это не имеет значения. Я сказал, что это вряд ли возможно.

Наташа выбралась из ванны.

– Почему?

Он ответил не сразу. Было слышно, что он подошел ближе к двери.

– Кажется, ты была против. Не был уверен, что тебе понравится присутствие в доме постороннего человека. Я им сказал, что ты слишком загружена на работе.

– Мы о ней ничего не знаем.

– Это правда.

Наташа завернулась в белое пушистое полотенце и села на край ванны.

– А ты что думаешь? – спросила она, глядя на дверь.

– Я бы не возражал. Если бы это помогло ей пережить несколько недель. Пока мы дом не продадим. Она мне показалась неплохой девчонкой.

По его голосу она слышала: присутствие Сары принесло бы ему облегчение. Как и ей. Они переключились бы на что-нибудь другое, и напряжение спало бы.

Она вспомнила об украденных рыбных палочках. Девочка клялась, что собиралась за них заплатить. Перестань, сказала она сама себе. Не все дети себе на уме. Просто надо дать ей шанс.

– Таш?

Наверное, никогда ей так сильно не хотелось заботиться о ребенке.

– Не вижу причин, почему бы нам не приютить ее на пару недель, – сказала она, – но тебе придется организовать свою работу, чтобы включиться в ее расписание. У меня грядет серьезное дело, и я не смогу раньше уходить с работы.

– Думаю, у меня получится.

– Не знаю, Мак. Это такая ответственность. Тебе придется перестроиться, забыть о треклятых сигаретах, пить меньше. Нельзя будет приходить и уходить когда заблагорассудится. Весь твой стиль жизни изменится. Не знаю…

– Тогда я им позвоню, – заключил он и, судя по шагам, направился к лестнице, – спрошу, что дальше делать.

Прежде всего тогда следует понять, что норов у лошади – то же самое, что гнев у человека.

Ксенофонт. Об искусстве верховой езды

Наташа услышала, как Сара спускается по лестнице. Девочка ступала нарочито бесшумно, будто не хотела, чтобы ее услышали, но Наташа, которая все еще остро ощущала присутствие посторонних в доме, тотчас оторвалась от бумаг. Уступив Маку свой кабинет в качестве спальни, она работала за кухонным столом и теперь откинулась на спинку стула, чтобы лучше видеть, что происходит.

– Ты уходишь?

Сара резко обернулась, будто не ожидала, что ее увидят. На ней был пуховик и шерстяной полосатый шарф.

– Я ненадолго.

– Куда идешь? – спросила Наташа с непринужденным видом.

– Повидать подругу.

– Хочешь, я тебя подвезу? – Наташа встала.

– Нет, спасибо.

– Тогда встречу. Сейчас рано темнеет. Мне не трудно.

– Нет, спасибо. – Сара улыбнулась, но улыбка вышла неубедительной. – Я доберусь на автобусе.