бесчисленное множество святых мест и празднеств в их честь, и если б народ не был предан пошлому бездействию, он мог бы сказать, как чеботарь Лафонтена:

On nous ruine en fetes;

нас разоряют праздниками, но он и не думает жаловаться, а, напротив, жаждет всякого религиозного празднества.

Церкви, и без того чрезвычайно красивые и богатые, в эти дни обиваются малиновым бархатом, вышитым золотом и скроенным так, чтобы не скрывать красот здания. Алтарь и кропильницы блестят золотом и серебром; хоры соперничают в совершенстве музыки и пения. В церковь входят при звуках труб и барабанном бое, напоминающих шум фокусников, приманивающих публику; кроме того, каждая церковь выставляет герб своего кардинала со словами: Indulgenze plenarie.

Нередко при входе в церковь ливрейные лакеи подают букеты дамам, кардиналам и другим значительным лицам. Иногда эти праздники даются богатыми покровителями церкви; часто их устраивают в честь дамы, за которой ухаживают.

Во всех проявлениях набожности у этого народа кроется чувственность; поскоблите хорошенько молитву, которая, по-видимому, возносится к небу, и вы наверное найдёте интерес, возвращающий её к земле.

В прежнее время небрежность к религии доходила до того, что под сводами церкви ели мороженое, пили шоколад и прохладительные напитки; эти обычаи встречаются ещё и теперь в некоторых монастырях.

Приближаясь к месту, где происходит funzione, наталкиваешься часто на разные зрелища: то детские комедии, то странствующие уличные музыканты, то, наконец, burattini, эти марионетки, встречающиеся в Риме на каждом шагу.

Если служба совершается вечером, иллюминируется фасад церкви и сжигается фейерверк.

Чтобы почтить празднуемого святого, купцы выставляют наружу всё, что у них есть лучшего и драгоценнейшего; некоторые, желая выказать свою набожность, строят на окнах нечто вроде алтаря и ставят на него образ виновника торжества, окружённого всеми принадлежностями их профессии. Святым воздают ещё и другие почести: на некоторых праздниках пускают даже воздушные шары с изображением святого и важнейших происшествий в его жизни.

Ноемия увидела, что карету синьоры Нальди задержала толпа, остановившаяся перед лавкой колбасника, поместившего образ Святого Антония Падуанского в нишу из сосисок, окороков и колбас; и народ, в восторге от этого зрелища, рукоплескал ему от души.

Жест возмущения вырвался у какого-то молодого человека, стоявшего так близко около кареты, что Ноемия не могла не заметить этого; но выразивший это негодование быстрым движением закрыл своё лицо, и этот случай, сам по себе такой ничтожный, снова нагнал на молодую девушку её страшные мечты, мучительное сомнение и тоску.

Число экипажей близ главных церквей не уступает блестящим прогулкам в Корсо.

Дамы бывают все разряжены, а кавалеры, в особенности молодые аббаты, усердно за ними ухаживают; эта светская обстановка больше всего проявляется на Страстной неделе. В это же время воздвигаются театры, где даются религиозные представления, идущие наряду с funzione.

На этих представлениях иногда представляют фигуры в натуральную величину, великолепно одетые, но часто прибегают и к ужасной действительности. Показывают окровавленный топор палача, адский огонь, уготованный грешникам; архангел, висящий на верёвках, издаёт трубный глас, и настоящие трубы, взятые накануне из госпиталя Святого Духа, изображают воскресение Христово.

Богородицу чтут чрезвычайно, рассчитывая более всего на её милости, и в честь неё устраивается тоже много празднеств.

Святые иезуитов, которые сумели составить им добрую репутацию, тоже в большой чести.

В Риме одиннадцать иезуитских церквей, между которыми особенно отличаются великолепием церкви Иисуса, римской коллегии и дома послушников. В одной церкви Иисуса серебра более 12 500 пудов. Для того чтобы привлечь молельщиков, иезуиты устроили в ней эффектную фантастическую перспективу. Святые дары ставятся в отдалении, а за ними устраивают транспарант, представляющий сцены из Ветхого или Нового завета. Каждые два года эта выставка возобновляется, и не останавливаются ни перед какими издержками для соперничества с церковью Святого Лаврентия.

Мудрено ли, что римский народ, привлекаемый этими зрелищами, столь похожими на театральные представления, смешивает часто мирское со священным.

Рассматривая в подробностях устройство римских церквей, вас поражает блеск и роскошь гробниц святых, в особенности любимцев народного суеверия. Они освещаются таким множеством серебряных лампад, что святые дары, возле которых горят одна или две лампады, остаются в совершенном мраке, почти незаметными. В соборе Святого Петра у гробницы апостолов, находящейся под главным алтарём среди церкви, горят денно и нощно двести лампад. Этот блестящий свет привлекает толпу, она так велика, что трудно бывает пробраться к этому месту, и нет времени остановиться близ святых даров, поставленных хотя и в роскошной дарохранительнице, но в самом смиренном местечке, направо от часовни, где теплятся всего три лампады. Тайна этого предпочтения, противоречащего католическим догматам, кроется в самой низкой алчности.

В материальном отношении святые выгоднее для духовенства, чем Бог, потому что к нему священники не дерзают обращаться с пошлыми мольбами о личных интересах, подобно тому, как обращаются к святым.

По католическим легендам, все эти друзья Бога, как их называет церковь, покровительствуют каждый особой отрасли, подобно прежним языческим богам. Традиции, которые римская церковь поддерживает ради постыдного торга.

Рим ставит эти религиозные выставки в число удовольствий; в иностранцах же они возбуждают чувство самое противоположное тому, которое должны были бы возбуждать. Виноваты в этом те, которые, обращаясь с религией легкомысленно и без уважения, этим унизили её. Часто случается, что Рим обращается презрительно с тем, что сам выставляет для нашего почитания.

Поведение прихожан внутри церкви вполне соответствует их нравственному настроению.

Женщины, о которых свет заботится больше всего, благородная молодёжь, кокетливые аббаты и блестящие офицеры являются с шумом и блеском и всеми силами стараются обратить на себя внимание. Перед ними слуги несут мягкие подушки и богатые молитвенники с гербами, и эта наглая роскошь резко входит в убежище христианского смирения, где, может быть, сейчас раздастся божественная проповедь евангельского равенства и братства.

На самых возвышенных местах помещаются женщины, отличающиеся богатством, знатностью, красотой, а иногда и приключениями; здесь часто происходят споры о местах: все хотят быть в первом ряду, чтобы привлекать к себе всеобщее внимание; тут звучное контральто, свойственное итальянкам, часто произносит грубую брань, приличную разве на рынке или в других публичных местах. Эти грубые привычки римского общества нигде не выказываются так резко, как в этих местах, где всего более приличествует сдержанность; правда и то, что даже высшие сановники и не думают останавливать этих скандалов, а скорее поощряют их своим смехом.

Но это равнодушие иногда нарушается; слышатся восклицания, припевы, бессвязные слова, раздающиеся среди шёпота частных разговоров. Это ропот ханжей, волнение нервных женщин, восторг юродивых, мольба больных, из трепещущей