Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пастух пожал плечами и отправился отвязывать коня, но потом, поняв, что никакой беседы по пути тогда может не получиться, передумал и сел на повозку, куда уже успел залезть мужчина.
Женщина двинулась к ним, но её придержал за локоть художник, нагнулся к уху:
– Вы не хотите рассказывать мужу? А если вы и впрямь понесли от кого-то из них?
– Нет, это невозможно. У меня там, – она красноречиво опустила глаза, – стоит специальная маленькая штучка, не позволяющая забеременеть, спираль.
Художник покраснел.
– И ничему не мешает?
– Ничему! – залилась краской в свою очередь женщина.
– Почему же вы сразу не сказали этим, что вы не можете понести? Может, они бы вас и не тронули?
– Они?! – женщина вскипела. – Да они бы прислали этого криворукого коновала! Чтобы он ковырялся во мне своими руками и этими варварскими инструментами, искалечил меня?!
– Тише, тише, я вас умоляю! Я всё понял!
– Вы с нами? – спросила женщина, взяв художника за руки.
– Да, пожалуй… – он засмущался. – Я проводил бы вас.
Они залезли на повозку, и пастух хлестанул лошадей, отправив их вскачь. Пару минут ехали молча, пастух погрузился в свои мысли.
– Пожалуй, это и не важно, голос их подвигнул на бунт или что-то бы случилось другое… – заговорил он, ни к кому не обращаясь. – Правы были, выходит, члены Совета, которые испугались вашего появления как дурного для них знака. Равновесие было зыбким очень давно, любое неожиданное явление, случай могли его пошатнуть. Нет страшнее людей, готовых годами терпеть унижения. Именно таких людей надо бояться, они бьют в спину бывшим любимым хозяевам, они способны на самые гнусные подлости и самую страшную жестокость…
– Постойте, а этот голос, – мужчина, всё время крепко обнимавший вновь обретённую супругу, повернул голову к пастуху, – это вы как-то сделали?
На своего возничего обернулись и женщина, и художник.
– Да, – спокойно ответил он, будто не сотворил только что величайшего чуда, какое когда-либо видела его страна. – Эти громкоговорители соединены с мини-электростанцией, что стоит у подножия холма. Я её давно нашёл. Я, знаете ли, единственный, кто из местных посещал эти запретные места, разрушенные поселения бывших врагов. Ну, не считая членов Совета старейшин, но они ходят только на сам холм. А мне было всё там любопытно, я находил много интересных и нужных вещей. А эту вещь я увезти к себе не мог, поскольку она хоть и не очень большая – меньше этой повозки, но очень тяжёлая. Когда соседний город разрушили, в ведении которого были эти объекты на холме, электростанция была почти новой. И там сохранилась огромная ёмкость с топливом, почти полная цистерна. Это всё никому не было нужно, потому что машина сломалась и не было никого, кто бы в ней разбирался.
– А вы разбираетесь? – ахнул художник.
– Не сразу, но разобрался. Нашёл нужные книги, изучил устройство. И оказалось, что попросту с неё сняли ремень один: видимо, когда жители городка поняли, что проигрывают, они не успевали её основательно сломать, просто вывели из строя. Я сделал нужный ремень, и оказалось, что она работает. И все эти годы я проведывал эту электростанцию, периодически смазывал её…
– Но почему вы не сказали никому? – опять удивился художник.
– Но меня никто ведь и не спрашивал! Да и кому она была нужна? Все научились обходиться без электричества. Да и вырабатывает она его так мало, что хватило бы разве что только для семей членов Совета…
– Тогда я вас понимаю! – художник благодарно прижал руку к груди.
– Постойте, ну ладно электричество… – вмешался в разговор путешественник, – но ведь нужен был ещё и передатчик – голос-то откуда?
– С холма, – всё так же спокойно ответил пастух.
Художник схватился за сердце, но спросить ничего был не в силах.
– Там есть всё: и приёмная аппаратура, и передающая. Всё старое, конечно, и большинство вышло из строя. Но кое-что удалось восстановить. Там во время войны был наблюдательный пункт, и именно оттуда подавался сигнал тревоги в наш город, если приближались враги. И эта дизель-электростанция именно для него и была сделана, как резервная. А когда разрушили основную электростанцию в долине, она стала единственной. В общем, вот эту радиорубку я и использовал.
– С ума сойти! – выдохнул художник. – Это восхитительно! Значит, вы поставите эти научные достижения на службу нашему обществу, когда у нас наступит новая жизнь?
– У нас не наступит новая жизнь, – грустно улыбнулся пастух. – Раз они вновь начали с погромов и убийств… Эти люди просто хотят сменить одних вождей на других, они не знают другой жизни и не умеют жить по-другому.
– Да, кстати, новый вождь там, кажется, уже появился, – заметил мужчина.
Старик пожал плечами:
– Значит, здесь всё как в замкнутом круге.
– Но вы могли бы этот круг разорвать! – не унимался художник.
– Боюсь, что я уже не в силах… – пастух помолчал, потом повернулся к путешественнику. – И вас я очень прошу, никогда сюда не возвращайтесь, а когда попадёте обратно в ваш мир, никому ничего не рассказывайте о нашей стране.
– Но почему?
– Потому что когда люди узнают, как мы тут живём, они захотят нас спасти. А нет ничего хуже, чем иноземцы, пытающиеся кого-то спасти. Они сделают ещё хуже. Дайте нам самим вымереть!
Вскоре они домчались до дома пастуха. Хижина наполнилась счастливыми детскими криками. Мальчик поочерёдно вис на шее то у мамы, то у папы, взрослые ревели и лезли целоваться, пастух с художником деликатно стояли в сторонке и тоже втихомолку роняли слёзы.
Когда воссоединившееся семейство немного успокоилось, художник попросил несколько минут, чтобы сделать им прощальный подарок. Рассадил всех у окна, в которое уже падали закатные красные лучи, залез в бездонные, как казалось, карманы сюртука и извлёк из них походный набор: кусок бумаги, несколько кусочков графита, маленькую кисть и перочинный нож. Отложил графит в сторону и внезапно полоснул ножом по своей левой ладони под дружный испуганный возглас пришельцев. Затем быстро, пока не запеклась кровь, начал макать в сжатую ладонь кисть и рисовать.
Как и обещал, он не затянул время. Через несколько минут он гордо протянул лист семье. С него смотрели три бурых человекоподобных пятна. Примерно так же рисовал и мальчик, но у него хватило такта восхищённо ахнуть. Взрослые зааплодировали. Счастливый художник, весь в слезах, откланялся и удалился. Он будет вспоминать это приключение до конца своих дней и каждый день дописывать портрет женщины, который так никогда и не закончит.
Пастух тоже приготовил сюрприз. Порывшись в импровизированном складе, он вернулся с сумкой женщины.
– Вот, ваша?
– Да-а-а! – радостно закричала женщина. – Где вы её взяли?