«В то же время, беседуя с Рузвельтом, если внимательно к нему приглядеться — а я такую возможность имел на протяжении почти пятилетнего знакомства, — можно было уловить в его глазах, выражении лица налет грусти. Улыбка, иногда веселость в поведении президента казались скорее следствием каких-то внутренних усилий, призванных скрыть, а может быть, в какой-то мере и подавить тоску, таящуюся где-то в глубине души. Причиной тому служил тяжкий недуг.

Еще в 1921 году Рузвельта постигло несчастье. Он перенес болезнь, лишившую его ноги подвижности. Случилось это, когда Рузвельт отдыхал летом вместе с семьей на острове Кампобелло в штате Мэн. Однажды, вернувшись после купания в океане домой, он почувствовал недомогание и сильный озноб. Наутро у него поднялась температура. Отнялась левая, а через два дня и правая нога.

Вызванный из Нью-Йорка профессор констатировал, что у Рузвельта редкое среди взрослых инфекционное заболевание — полиомиелит (детский паралич), который получил тогда распространение в США. Через некоторое время врачи заявили, что они бессильны улучшить его состояние, и Рузвельт понял, что тяжелые последствия этого недуга он будет ощущать всю жизнь.

Однако Рузвельт и не помышлял сдаваться. Благодаря недюжинной воле он развил в своем характере качества, которые позволяли ему, особенно во время публичных выступлений, выглядеть бодрым, волевым и даже здоровым человеком.

Рузвельту много приходилось публично выступать и перед различными аудиториями, и по телевидению — его первое обращение к зрителям с голубого экрана состоялось в 1938 году, еще до того, как в 1941 году в США начался регулярный выход в эфир телевизионных передач. Традиционными были также получасовые радиообращения президента к американцам из Овального кабинета Белого дома — так называемые «Беседы у камина», которые он проводил несколько раз в году. Рузвельт умел мобилизовать необходимый резерв своей воли и сил, для того чтобы выглядеть хорошо. И ему в этом сопутствовал успех…

Следует сказать и о том, как вел себя Рузвельт, участвуя в переговорах, и прежде всего, конечно, на Тегеранской и Крымской конференциях руководителей трех союзных держав — СССР, США и Англии. Основываясь на собственных наблюдениях за президентом во время Крымской конференции, должен подчеркнуть, что он проявлял стойкую выдержку, стремился даже в самые напряженные моменты работы этой конференции привносить в атмосферу переговоров нотки примирения и деловитости.

В этом смысле американский президент определенно в лучшую сторону отличался от английского премьер-министра Черчилля. Вообще они были людьми во многом разными и по характеру, и по темпераменту Известно, что на конференциях в Тегеране и Ялте Черчилль не раз приходил в состояние раздражения при обсуждении тех или иных вопросов, хотя и старался оставаться перед собеседниками в рамках общепринятых норм. Таким он предстает и перед читателем в своих мемуарах.

По манере ведения дискуссии Рузвельт скорее приближался к Сталину. У последнего слова никогда не обгоняли мысль, чего нельзя сказать о Черчилле, который подчас не мог сладить с эмоциями, давал волю чувствам. В такие моменты президент США пытался разрядить обстановку, примирить спорящих, пуская в оборот соответствующие слова и фразы.

Понятно, речь тут не идет о какой-то чрезмерной уступчивости Рузвельта. Он также настойчиво отстаивал интересы США, добивался возможного, но делал это тоньше и тактичнее Черчилля.

Нелишне напомнить, что Рузвельт, как представитель класса буржуазии, выражал, конечно, ее интересы. Однако он принадлежал к тем кругам правящего класса Америки, которые более трезво подходили к оценке международной обстановки и к вопросам развития советско-американских отношений. Ведь это же не простая случайность, что именно при нем в 1933 году Советский Союз и Соединенные Штаты Америки установили дипломатические отношения.

То, что Рузвельт сумел в период войны немало сделать для укрепления доверия между Вашингтоном и Москвой, сознавал и ценил гигантский, по его определению, вклад СССР в битву с фашизмом, причем не боясь об этом сказать открыто, лишь подчеркивает его реализм как политического деятеля.

Говоря о встречах американского президента с представителями Советского Союза, следует иметь в виду, что характер и атмосфера этих встреч представляли собой явление особое. Несмотря на ограничительные рамки в отношениях СССР и США, связанные с коренным различием в их общественном строе, оставалось довольно широкое поле для достижения взаимопонимания между ними по проблемам, которые затрагивали общие интересы в борьбе против фашизма, в деле налаживания и развития сотрудничества этих великих держав.

Для тех вашингтонских деятелей, которые забывают это, вовсе не мешало бы обратиться к опыту, накопленному в советско-американских связях, когда у руля политики в Вашингтоне стоял президент Франклин Делано Рузвельт…

Бросалось в глаза, что Рузвельт и Черчилль неодинаково реагируют на заявления Сталина: спокойно и с пониманием — Рузвельт и со строгим выражением лица, а то и с выражением плохо скрываемого недовольства — Черчилль. Английский премьер пытался не показывать свои чувства, но его переживания выдавали… сигары. Их он выкуривал в моменты напряжения и волнения гораздо больше, чем в спокойной обстановке. Количество окурков его сигар находилось в прямой зависимости от атмосферы, создававшейся на том или ином заседании. И все это замечали. Даже подтрунивали по этому поводу над ним за глаза.

Справедливость требует отметить, что Сталин не скрывал своего расположения к Рузвельту, чего нельзя было сказать о его отношении к английскому премьеру. В какой-то степени это объяснялось сочувствием Рузвельту ввиду его болезни. Однако я и другие советские товарищи были убеждены — и имели на то основание — в том, что более важную роль в формировании такого отношения играло известное различие в политических позициях Рузвельта и Черчилля».

* * *

Очевидно, в плане личных контактов президента и советского посла сыграла свою роль свойственная им обоим склонность к юмору. («Он любил шутку… Рузвельту нравилось, когда и его собеседник оживлял свои высказывания шуткой либо ироническими замечаниями, если они, конечно, не относились к самому президенту».)

По признанию нашего героя, роль американского президента была выдающейся. «Если бы не было Рузвельта в канун войны, когда СССР нормализовал отношения с США, если бы его не было и в тяжелые годы войны, то положение оказалось бы совсем иное. Это относится и к подведению итогов самой тяжелой и кровопролитной в истории войны, поскольку основы послевоенного устройства закладывались еще на конференциях в Тегеране и Ялте с участием президента Рузвельта».

Андрей Андреевич дипломатично ушел от более глубоких оценок американского президента, его выдающейся роли в укреплении мирового лидерства Соединенных Штатов. Рузвельт при всей его дальновидности был игроком своей, а не советской, английской или французской команды.

Вот иной взгляд на Рузвельта, и не сказать, что он необъективный.

«Его “новый курс” имел целью одно — содействовать укреплению американского капитализма. Эта сущность Рузвельта как государственного деятеля проявлялась и в его внешнеполитических акциях. Вступив в военный союз с Советской страной во имя победы над общим врагом, Рузвельт в главных вопросах того времени проводил курс, отвечавший глобальным интересам американского империализма. Стоит в этой связи привести выдержку из книги сына президента — Эллиота Рузвельта “Его глазами”. В ней воспроизводятся следующие слова, характеризующие позицию президента Рузвельта и понимание им роли, которую должны были сыграть Соединенные Штаты во второй мировой войне. Президент говорил своему сыну: