– Что это? – спросила она.

По тону Шейлы ученые могли бы догадаться, что она и так все поняла.

– Модифицированная установка для лечения электрошоком, – объяснил Грунвальд. Он рассказал, что в первые недели после перемен была предпринята попытка изучения функциональных аспектов разума путем систематического уничтожения у животных клеток коры головного мозга и документирования эффектов. Однако эксперимент вскоре прекратили как негуманный и бесполезный.

– Я думал, вы знаете (о нем), – закончил он. – (Его проводили) Отделы биологии и психологии, когда Пит (был еще здесь. Помню еще, как он) решительно возражал (против эксперимента). Разве он (вам ничего не говорил)?

Шейла едва заметно кивнула.

– Перемены сделали (людей) жестокими, – сказал Манцелли. – (А) теперь и этого (больше нет. Люди перестали походить на людей, мир оторванного от своих корней интеллекта растерял прежние мечты и любовь. Мы хотим восстановить человечность).

Шейла отвернулась от уродливого черного прибора.

– До свиданья, – сказала она.

– Я… ладно. – Грунвальд потупился. – Будем на связи, хорошо? (Сообщите, где вас найти на случай, если вернется Пит.)

Ее улыбка была бесстрастна, как смерть. (Он не вернется. Так что прощайте.)

Шейла вышла из лаборатории в коридор. У лестничной клетки нашла санузел. Табличек «М» и «Ж» больше не было, подобное ханжество теперь отбросили даже на Западе. Она зашла в туалет и взглянула на себя в зеркало. На нее смотрело осунувшееся лицо, ломкие волосы безжизненно свисали на плечи. С помощью воды и гребня Шейла попыталась привести волосы в божеский вид, сама не понимая зачем, а затем спустилась по лестнице на первый этаж.

Дверь директорского кабинета была открыта, сквозняк свободно гулял между окнами и входом в здание. Внутри тихо жужжали машины, очевидно, заменявшие целую армию секретарш. Шейла прошла через приемную и постучала в открытую дверь кабинета.

Хельга Арнульфсен оторвала взгляд от стола. Она тоже похудела, заметила Шейла. Одета не так формально, как раньше, выглядит по-прежнему сильной и ухоженной. Хельга всегда говорила низким, хрипловатым голосом, но сейчас от неожиданности повысила его:

– Шейла!

– Как дела?

– Заходи. (Присаживайся. Я давно тебя не видела.) – Хельга с улыбкой вышла из-за стола, взяла Шейлу за руку холодными пальцами. Нажала кнопку, дверь закрылась. – (Теперь можно поговорить) без лишних ушей. (Это – знак «не беспокоить».)

Хельга пододвинула стул и присела напротив Шейлы, по-мужски закинув ногу на ногу.

– Как хорошо (тебя видеть. Надеюсь, что ты нормально себя чувствуешь).

– Я… – Шейла сцепила руки, потом расцепила, схватила лежащую на коленях сумочку. – Я… (Зачем я сюда пришла?)

Глаза: (Из-за Пита).

Кивок. (Да-да. Так и есть. Иногда я сама не знаю… Ведь мы обе его любили, правда?)

– Ты, – бесстрастно произнесла Хельга, – единственная, о ком он заботился. И ты делала ему больно. Твои страдания огорчали его.

Я знаю. Хуже этого ничего нет. (И все-таки.)

– Он перестал быть тем, кем был прежде, – сказала Шейла. – (Слишком сильно изменился. Как и весь остальной мир. Даже когда я обнимала его, он ускользал от меня, его уносил прочь поток времени.) Я потеряла его еще до того, как он погиб.

– Нет. Он был с тобой. Всегда. – Хельга пожала плечами. – Что ж, жизнь продолжается (даже в ампутированном виде. Мы едим, дышим, спим, работаем, и все это потому, что больше нечего делать).

– В тебе есть сила, – сказала Шейла. (Ты выстояла там, где я не смогла.)

– Я просто раз за разом переставляла ноги.

– У тебя есть завтрашний день.

– Пожалуй.

Улыбка задрожала на губах Шейлы. (Я счастливее тебя. У меня есть день вчерашний.)

– Они могут вернуться. (Невозможно сказать, что произошло. Тебе не хватает мужества подождать?)

– Нет. Вернуться могут их тела. (Но мой Пит уже не вернется. Он слишком сильно изменился, я не способна измениться вместе с ним. И обузой для него тоже не хочу быть.)

Хельга положила ладонь на плечо Шейлы. Как оно исхудало! Все кости под кожей можно пересчитать.

– Погоди. Терапия (развивается). Тебя вылечат через… несколько лет – не больше.

– Вряд ли.

В голубых глазах оттенок плохо скрываемого презрения. Нет терпения подождать будущего? Не хватает душевных сил поддерживать темп жизни?

– Что еще (остается) кроме ожидания? Разве что самоубийство…

– Нет, на это я тоже не пойду. (Ведь есть еще горы, глубокие ущелья, сверкающие реки, солнце, луна и высокое звездное зимнее небо.) Я найду способ… коррекции.

– Кирнс (часто бывает на связи. Он) считает, что ты (идешь) на поправку.

– О, да. Я научилась скрывать. В этом мире слишком много чужих глаз. Но я пришла поговорить не о себе, Хельга. (Я пришла сказать:) До свиданья.

– Куда (ты собралась? Мне нужно поддерживать с тобой связь, если он вернется). Я напишу (и передам тебе). Или пошлю сообщение через Чуткого. (Почтовая служба устарела.)

И она тоже? Я все еще помню старого мистера Барнвельдта, шаркающего по улице в своей синей форме. Я тогда была маленькой девочкой. Он всегда дарил мне леденцы.

– Слушай, я проголодалась, – сказала Хельга. – (Почему бы нам не сходить на) Обед?

(Нет, спасибо. Мне что-то не хочется.) Шейла поднялась.

– Прощай, Хельга.

– Не прощайся, Шейла. Мы еще увидимся, и ты выздоровеешь.

– Да. Со мной все будет в порядке. Но все равно прощай.

Она вышла из кабинета и здания. Прохожих стало больше, Шейла затерялась между ними. Подворотня на другой стороне улицы – удобное место для скрытого наблюдения.

Она не ощущала, что распрощалась насовсем. Внутри была пустота, как будто скорбь, одиночество и замешательство извели друг друга, ничего после себя не оставив. Время от времени на ум набегала тень, но это ее больше не пугало. Ей было даже где-то жалко свои чувства. Бедные призраки! Скоро они умрут.

Из института вышла Хельга и куда-то зашагала по улице, чтобы в одиночку проглотить обед и вернуться на работу. Шейла улыбнулась, немного покачав головой. Бедная практичная Хельга!

Вскоре вышли и повернули в том же направлении Грунвальд и Манцелли. Ученые что-то оживленно обсуждали. Сердце Шейлы екнуло. Ладони покрылись холодным потом.

Она подождала, пока физики скроются из виду, и вернулась в институт.

Каблуки громко стучали по ступеням. Шейла заставила себя дышать глубже, равномернее. Поднявшись на седьмой этаж, она постояла минуту, чтобы взять себя в руки. Затем двинулась по коридору в сторону лаборатории физики.