– М-да, – стянув с головы шлем, я задумчиво взъерошил ежик волос на затылке. – И ответить-то нечего…

– Нечего, – соглашается усатый. – Мало того, я тут с соседями пообщался – почти везде та же картина. Дезертируют даже из Таманской и Кантемировской дивизий… Да что там, говорят, из «Витязя» почти все «срочники» ушли.

Ох, ё-моё! Плохо дело. Уж если из подразделений, всегда вполне заслуженно считавшихся элитой армии, бегут, прихватив с собой оружие и боеприпасы, солдаты, то про остальных и говорить нечего. Во всяких «военно-строительных» и в лучшие-то времена с дисциплиной серьезные проблемы были, а уж теперь – и подавно. И, что самое поганое, остановить их действительно не получится, даже со стрельбой. Просто перебьем друг друга на радость зомби. А те, кто выживут, – все равно уйдут. Потому что у них до́ма на самом деле родня, которая для этих мальчишек куда дороже и важнее, чем совершенно посторонние москвичи. Да, их жалко, но отца с матерью жальче.

– Ладно, хватит пока о грустном, давай лучше о хороших новостях. Что за парни такие красивые на воротах теперь службу тащат?

– А, так это наши, из групп быстрого реагирования. Их еще вчера в обед по тревоге подняли, только начальство решило, что раз прямо сейчас нам вроде как ничего не угрожает, то и нечего их просто так в резерве держать. Вот и кинули в город… А потом как понеслось… Под вечер у нас уже тыловых подполковников-полковников автоматами вооружали и на улицу в патруль отправляли.

– Ну это дело понятное, – поддакиваю я. – У нас всю жизнь так, то сидим на заднице, «кокосы» чешем, то в одну секунду: «Полундра! Родина в опасности!!!» И всех способных носить оружие – в строй. А уж умеет – не умеет, там и разберемся.

– Вот-вот, – соглашается Филипочкин. – Вот когда для штабных все из КХО[60]и КХСС[61]выгребли, тогда и стало ясно, что у нас тут тоже может что-нибудь нехорошее случиться, а обороняться толком и некому. И парней из ГБР назад уже не вернешь, они там увязли накрепко. Вот к нам «Рысь» и прислали.

– А теперь, выходит, освободились ваши?

– Угу, все, кто жив остался, – хмуро кивает мой собеседник. – Как думаешь, легко им пришлось в самом начале, вообще без какой-то нормальной информации?

– Я не думаю, я знаю. Нагляделся уже. Сперва в Ивантеевке на тамошние ГНР, потом тут, на Гагарина, на то, что осталось от как минимум полубатальона внутренних войск, а с полчаса назад еще и из Академического ОВД мужика одного встретили. Вон он, копченый весь. Тоже, говорит, один из всего отдела в строю остался…

– Полная задница… Прямо как на войне – один из целого отдела…

Да уж, не поспоришь с капитаном, действительно похоже. Помню, когда-то, много лет назад в Чечне меня, салагу зеленого, но уже успевшего в Грозном кровушки хлебнуть, в госпитале молодая симпатичная девочка-журналистка спросила: «Что такое война?» С трудом подавив поднявшуюся в душе бурю, максимально спокойным тоном я ответил тогда: «Война, это когда заказанный утром на батальон ужин ест неполный взвод». Уж не знаю, чего от меня хотели услышать, но интервью это я по телевизору так и не увидел. Сейчас вокруг почти то же самое, даже страшнее, потому что на обычной, нормальной войне и друзья, и враги умирают насовсем. А тут… Тут то, что еще несколько минут назад было твоим боевым товарищем, запросто и с удовольствием перегрызет тебе глотку, стоит лишь чуть-чуть зазеваться.

– Что-то ты совсем загрустил, – качает головой Филипочкин, глядя на мою мрачную физиономию. – Пойди-ка лучше горячего похлебай, авось отпустит.

Дельная мысль, черт возьми. Перекусить плотно – и на боковую, а то в глаза будто толченого стекла насыпали – почти двое суток на ногах.

Интермедия вторая. Юра Пак

Так, это сюда, это – вот сюда… А эту фиговинку как на место поставить? Вот блин! Нет, товарищ Токарев, усложнили вы свой дыродел, ей-богу. Ну к чему столько сложностей? Неужто нельзя было как-то попроще? Как у того же Макарова? Хотя у Макарова, если быть честным, проблем только при неполной разборке не возникает. А вот если без серьезного опыта ударно-спусковой разбирать – все, кирдык, рискуешь с кучкой маленьких, непонятно как друг за друга цепляющихся деталек на руках остаться. Один только «калаш», надежный как лом и такой же простой в устройстве, не подвел. Юра шумно выдохнул и снова взялся за разобранный пистолет, только что извлеченный из тазика с бензином и аккуратно очищенный от остатков консервационной смазки. Знать бы, кто их перед тем, как под ламинат в тайник убрать, консервировал и чем. Убил бы гада собственноручно путем заталкивания этой самой, похожей на грязно-коричневое топленое сало, дряни во все доступные отверстия в организме. Это ж нужно было додуматься, такое отчебучить! Если коротко – застыла эта мерзость, застыла намертво, почти закаменела. Когда двое суток назад взмокший от напряжения и нервов Пак небольшой монтировкой поднял в спальне на «конспиративной квартире» изрядный кусок паркета и обнаружил, во что превратился упакованный в черную дерматиновую сумку арсенал… Словом, только присутствие заплаканной и еще больше, чем он сам, испуганной Светы удержало корейца от безобразной злой истерики. Пришлось изображать хорошую мину при очень плохой игре и делать вид, что так оно и было задумано с самого начала.

– Ну, Светик, вот видишь, как все у нас удачно складывается, – преувеличенно бодрым голосом заявил тогда он. – Оружие на месте, осталось только до моего дома в «Полянке» добраться, немножко его почистить, и – все, ни одна тварь нам не страшна!

– А пока не почистим, как же? – задала очень неудобный вопрос медсестра.

М-да, нужно как-то выкручиваться. Прав был Реваз, она – девушка, ей в подобной ситуации слабость проявить – простительно. А вот он – мужчина, причем за эту девушку несущий ответственность. Ему раскисать нельзя ни в коем случае. Попытавшись изобразить на лице уверенность, которой он на самом деле совсем не ощущал, Юра технично, словно тренировочный меч-боккен, крутанул в руке монтировку.

– А это на что? Чем я хуже этого?.. Как его? Моргана Фримена!

– Гордона, – внезапно улыбнулась Света. – Морган – это актер такой, пожилой и черный. А который с монтировкой – это Гордон. У меня братишка в эту игру играл – все уши прожужжал.

– Ну раз так, тебе виднее, – покладисто согласился Юра. – В любом случае, чем я хуже этого бородатого очкарика?

Света только плечами пожала. Мол, почем я знаю, ничем, наверное.

– И я о том же, – все тем же бодрым голосом подытожил Пак. – Вот только выбираться нам отсюда нужно все-таки поскорее. А то если эта стая из «травмы» выберется – тяжко мне придется. В «Полянке» лучше – она на отшибе, да и забор, опять же. И вокруг всего поселка, и вокруг дома. Так что давай времени терять не будем. Я, конечно, крутой, как вареное яйцо, но не стоит судьбу дро… испытывать.