— Парень!

«Не оглядываться... Нельзя оглядываться... Нельзя...»

Оглянулся.

Солдат переменился в лице.

— Стой... Стой!!!

Грязь за спиной зачавкала, как добрый боровок, которому налили целый чан ботвиньи, Фридрих вскрикнул раненым зайчонком, подскочил и припустил во все лопатки. Казалось — ещё миг, и Киппер его схватит, но позади вдруг громко плюхнуло, взлетели в воздух потревоженные куры, и утреннюю тишину разорвала отборнейшая солдатская брань.

Фриц летел, не чуя под собою ног. Стена деревьев быстро приближалась.

* * *

Выйдя за околицу и прошагав примерно полверсты, Ялка свернула с дороги и углубилась в лес; она всё время опасалась, что Михеля могут вот-вот обнаружить, и тогда за нею снарядят погоню. Вряд ли у селян были ловчие собаки — оставленная ею деревня была совершенно нищая, но если оставаться на дороге, то её могли поймать довольно быстро. Лес здесь был заросший, непрореженный и вполне мог спрятать путника до темноты. Однако вскорости стемнело окончательно, тропинка под ногами потерялась, и Ялке ничего не оставалось, кроме как искать очередное место для ночлега.

Выбравшись из сарая наружу, Ялка первым делом осмотрела себя с ног до головы, не обнаружила нигде ни пятнышка крови и на короткое мгновенье успокоилась. Под глазом, конечно, будет синяк, но это ерунда... Потом вдруг она замерла, как будто её ударили. Приподняла подол. Кожу на коленках и на бёдрах стягивала высохшая кровь. Ей внезапно захотелось вымыться. Захотелось страшно, дико, до тошнорвотного позыва. Вымыться, вымыться... Всё равно как и всё равно где. Лодочников девушка не опасалась, но канал остался далеко в стороне. Она вдруг вспомнила, как вытиралась снятой юбкой, оттирая свою кровь и... и...

И... что?

Тепло и мокро... Мокро и тепло... Она сглотнула, прислонилась к дереву.

Не кровь. Присохшая на животе рубаха... Юбка...

Он... Он... Михель...

Он успел?

Успел или нет?

Ялке сделалось дурно, и она чуть было не опустилась прямо на дорогу. Тётка часто предостерегала Ялку и её сводных сестёр о том, что первая беременность у девочек «схватывается» намертво и очень быстро, и всякий раз напоминала им, чтобы они вели себя с парнями осторожней. И вот...

Убитая своими мыслями, Ялка встала и снова побрела вперёд, уже не думая ни о чём, и лишь тупо силясь сообразить, когда у неё закончились последние месячные, и откуда следует вести отсчёт безопасных дней. Выходило, что могло быть и так, и этак. Ялка шла, готовая возроптать на Господа, который создал её женщиной и тем обрек её на эту жуткую неопределённость ожидания. Почему, ну почему мужчинам так везёт? Почему одни всё переносят без последствий, а другим приходится расплачиваются за минуты удовольствия месяцами ожидания и родовыми муками? Да полно! Было ли оно, то удовольствие? Ялка задалась этим вопросом и в тот же миг почувствовала, как краска стыда приливает к щекам, вспомнила жар в груди и ниже, и покорную свою беспомощность, когда Михелькин мягко, но уверенно подталкивал её на сеновал...

Она хотела этого! Хотела и боялась. Боялась — и хотела. И страх в итоге сделал так, что ей ничего не удалось почувствовать по-настоящему, а после — сунул ей под руку рукоять ножа.

Страх...

Ей было плохо. По-настоящему плохо и страшно.

Ноги еле двигались, в голове шумело. Сухой валежник под ногами раздражающе хрустел, ветви деревьев цеплялись за волосы. Временами ей казалось, что даже мешок за плечами начинает жить какой-то собственною жизнью, что он шевелится, становится то тяжелей, то легче, тянет книзу и назад. Потом она перестала обращать на это внимание. В голове царил сумбур и кавардак. Она брела, с трудом переставляя ноги, то и дело натыкаясь на завалы бурелома. Проклятые башмаки всё время сваливались, всё тело болело. Потом она услышала звук льющейся воды, и вскоре путь ей пересёк ручей. Вода была холодная и пахла старой хвоей. Ялка торопливо напилась и умыла лицо. Опять мелькнула мысль о том, чтоб вымыться, но она тотчас осадила себя — сначала следовало развести костёр. Ночь помаленьку делалась холодной. Сил идти больше не было. Рассудив, что отошла она достаточно, Ялка спустилась ниже по течению, обустроила себе насест в тени огромной ели и принялась собирать валежник. Потом стянула с плеч мешок и принялась искать огниво. Искала долго. Но огнива не было. Потом она вдруг вспомнила, как бинтовала рану Михелю, прокладывала трут... Должно бить, и огниво она выронила там.

Ялка отложила в сторону мешок и привалилась к дереву.

Мороз крепчал. Ногам становилось уже совсем холодно. Она нашарила корсет, но надевать его не стала — при одной лишь мысли, что придётся снимать кожушок, начинал бить озноб. «Пускай, — подумала она с каким-то равнодушием. — Пускай замёрзну. Я устала. Я боюсь. Я больше не хочу. Всё и так слишком плохо, чтобы делать ещё хуже. Я останусь здесь, так будет лучше. Всё равно мне не найти его, не угадать. Он не приходит к больным, как не приходит и к здоровым. Он приходит только к тем, кого может спасти... только он».

Только он.

Мысль эта, ясная и странная своей понятностью, ещё недавно заставила бы Ялку ахнуть, но теперь она подумала об этом, как о чём-то малозначащем. Она скоро замёрзнет. Без огня она не досидит до утра. Надо было двигаться, но двигаться ей больше не хотелось.

— Вот и всё, — пробормотала Ялка непослушными губами и в изнеможении откинулась к древесному стволу. — Летела кукушка... да мимо гнезда. Летела кукушка... не зная, куда...

Сколько времени она так просидела, Ялка не смогла бы сказать. Потом она очнулась, будто от толчка, сама не зная, что послужило причиной. Не было ни шороха, ни звука, просто она подняла взгляд и вдруг увидела у дерева какой-то силуэт. В первое мгновение она даже испугалась, потом ей снова стало как бы всё равно.

Человек под деревом был худ, не очень высок, но выше Ялки, и с копной взъерошенных волос, цвет которых в сумерках ей было уже не разглядеть. Ладони его двигались нелепо, одна вокруг другой, как будто сматывали что-то в темноте. Мираж. Альраун. Привидение.

«Я замерзаю», — со спокойствием подумала она.

Луна вдруг засветила ярко, выхватив из темноты его лицо и руки. Теперь ей стало видно, что в руках его — клубок. Неаккуратный, весь какой-то перекошенный, намотанный мужскими неумелыми руками. Лицо стоящего под деревом было задумчиво, без тени улыбки. Глаза смотрели прямо и серьёзно. Ялка вспомнила, что у неё в рюкзаке тоже должен быть клубок, последний из оставшихся. Должен быть... но почему-то она не наткнулась на него, когда искала кремень и огниво.

— Так значит, это ты вернула парня, — внезапно хриплым голосом сказало «привидение». Ялка вздрогнула и торопливо заморгала. Слезы застилали ей глаза и мешали рассмотреть его как следует. Но этот голос...

— Ну что, ты так и будешь здесь сидеть? Ялка еле разлепила губы, ставшие холодными и непослушными.