- Кого? - растерянно переспросил Ильвис.

Генрих улыбнулся:

- Пленника: вот этого старика, Эйвинда из Норддерфера. Сейчас некогда с ним возиться, а завтра или на днях продолжим допрос.

Гном наморщил лоб и принялся вслух размышлять:

- Вся загвоздка в том, что старик - человек, а при таком недостатке невидимкой не станешь.»Хм. Куда бы его запихнуть? В подвале или на чердаке его не спрячешь - мало ли, кому-то из людей понадобится заглянуть туда? Вот уж задачку вы мне задали, господин Генрих. Хм. Может, к нам, к гномам, в пещеры? Но это за городом, да и кто согласится держать у себя подлого шпиона? Хм. Может, его… Нет, лучше в подвалы герцогского замка, хотя нет, там тоже беспокойно… А что, если припрятать его в доме графов Ойшенгеров? - оживился вдруг гном. - Дом хоть и взорвался во время сражения с проклятым Каракубасом, а подвалы все же уцелели: дом старый, а раньше на совесть строили, не то что теперь.

- Лучшего места и не найти, - кивнул Генрих. - Туда ни один нормальный человек не сунется. Вы, господин Ильвис, проследите, пожалуйста, чтоб охрана была надежная… Ваши люди смогут дотащить старика до темницы или придется ждать, когда он очнется? Скоро рассвет…

- Нет, ждать мы не станем. Эй! Альвис! Сундри! Возьмите еще троих парней да тащите старого болвана в подвалы графского замка.

- Донесут ли? - усомнился Генрих.

Вместо ответа гном только хмыкнул.

- И прошу вас, господин Ильвис, проследите, чтоб ваши люди не издевались над пленным. Старик все-таки…

Гном недовольно поморщился:

- Как лазутчиком к нам пробираться, так возраст ему не помеха, а как расплачиваться за грешки, так он уж и старик. Ладно, господин Генрих, ради вас мы не тронем негодяя. У, попался бы ты нам без господина Генриха! - гном погрозил бесчувственному телу Эйвинда кулаком.

Сундри и четверо гномов легко подхватили Эйвинда из Норддерфера на руки и поволокли с кладбища, точно мешок. Иногда гномы умышленно опускали руки пониже, и тогда пленник ударялся спиной о камни или землю. Но с этим Генрих поделать ничего не мог: древнерожденные так ненавидели зеленошкурых карликов, что, естественно, вымещали злобу на любом их союзнике.

Господин Герой, - услышал Генрих слабый шепот со стороны склепа Марты Винкельхофер. - Простите, что тревожу вас, но не могли бы вы подойти ко мне? Это я, Плюнькис.

Прихрамывая, осторожно переступая через раненых, Генрих приблизился к старичку.

- Я здесь, Плюнькис. Ты хочешь мне что-то сказать?

Глюм лежал на голой земле, но под голову кто-то подложил ему свернутый плащ. Длинная кольчуга Плюнькиса превратилась в настоящие лохмотья. Ее тоже сняли, и она лежала рядом.

- Вы ранены, - вздохнул Генрих, рассматривая пропитавшуюся кровью повязку на груди Плюнькиса. - Я могу вам чем-то помочь? Позвать врачей?

- Нет, нет, спасибо вам, господин Генрих. Наши милые санитарки меня уже осмотрели и раны перевязали… Вы очень добрый человек, хороший… Не морщитесь, прошу вас. Я старик, я многое повидал в жизни и знаю, что говорю. Вы еще очень молоды, совсем мальчик, но у вас большое храброе сердце. Я очень горжусь, что жил с вами в одно время, в одном городе и даже в одном доме. Вы не устали слушать меня? Извините, если я своей стариковской болтовней отвлекаю вас от важных дел…

- Что вы такое говорите, господин Плюнькис! Мне совсем не утомительно вас слушать. Битва окончена* дел у меня пока нет, а сидеть рядом с вами мне приятно. Я видел, как вы сражались, - вы были одним из лучших в этом бою.

- Вы так думаете? - глаза Плюнькиса радостно блеснули. - Если бы вы только знали, как приятно услышать это из ваших уст. Выходит… выходит, я еще хоть на что-то сгодился, хотя и старик стариком? Не опозорился, сражаясь рядом с Генрихом Шпицем фон Грюльдштадтом, Владетелем Волшебного Меча и Доспехов Героя, рыцарем короля божией милостию Реберика Восьмого? - Старик произнес полный титул Генриха с подчеркнутым удовольствием.

- Вы держались молодцом, - Генрих подбадривающе улыбнулся.

- А ведь я никогда раньше ни с кем не дрался и, честно признаюсь, всегда был трусоват. Но рядом с вами… Рядом с вами, господин Генрих, даже заяц почувствовал бы себя львом. Как хорошо, что вы были рядом с древнерожденными… А теперь вы сидите рядом с не известным никому стариком…

- Что вы, господин Плюнькис!…

- Не говорите ничего, господин Генрих, я ведь понимаю, что, кроме нескольких древнерожденных, в Регенсдорфе никто не знает, что на свете живет глюм Плюнькис. А вы не брезгуете, тратите на меня свое драгоценное время. Какой вы все-таки молодец, господин Генрих. Другой на вашем месте и не посмотрел бы в сторону безвестного глюма. Люди даже в Малом Мидгарде не сильно жалуют вниманием древнерожденных. Спасибо вам. И вашим родителям спасибо - такого молодца воспитали! - старичок внезапно застонал и приложил руку к груди. - Ах, что-то сердце схватило. Старость не радость…

Генрих поспешно стащил с себя плащ оборотня, накрыл им глюма.

- Ну вы и выдумали - старость! Да вы сражались таким героем, что никому и в голову не придет назвать вас стариком, - Генрих улыбнулся. - Это вы все наговариваете на себя. У вас сил хватит еще не на один подвиг! Дай только ранам зажить, тогда мы покажем проклятым скрэбам!

- Рана это пустяк: всего лишь кожу разодрало. Дело не в ране. Это старость, - Плюнькис поморщился. - Совсем никуда сделалось мое сердечко - последнее время как схватит, так ни вдохнуть, ни выдохнуть…

Генрих заботливо завернул края плаща под глюма.

- Так вам теплее?

- Да мне ведь совсем не холодно, господин Генрих. Позвольте… позвольте… пожать вам руку… - Плюнькис зашевелился, попытался приподняться, но Генрих удержал его:

- Лелейте спокойно, вам нельзя лишний раз двигаться.

Он присел, кривясь от боли в ноге, взял маленькую ладошку Плюнькиса в свою.

- Как приятно… - прошептал Плюнькис и на полуслове умолк. Ладонь его сделалась вдруг мягкой, какой-то безжизненной.

- Господин Плюнькис? - с тревогой спросил Генрих.

Не услышав ответа, он наклонился к самому лицу глюма, попытался заглянуть в его глаза и вдруг в панике закричал:

- Врача! Скорей сюда! Кто-нибудь!

На крик примчалось сразу несколько древнерожденных. Толстенькая домовиха в белом высоком чепчике прижалась ухом к груди Плюнькиса, целую минуту лежала не шевелясь, потом встала и, не глядя на Генриха, выговорила:

- Отжил свое, бедолага.

- Что?! Как это - отжил? Я ведь несколько секунд назад с ним говорил. Он не мог умереть. Да нет же, он наверняка потерял сознание. Сделайте ему скорей укол, какое-нибудь обезболивающее или что-нибудь в этом роде. Но что же вы стоите? Делайте что-нибудь!