— Да… — Голос у Арциховского оказался неожиданно тонким: по мнению Саши, ему куда больше подошел бы баритон, нежели тенор.

Арнольд Адольфович поднял, наконец, голову и, стараясь не смотреть на сидевшего рядом с Анисимовым Турецкого, заговорил по собственной инициативе:

— Но это — все, в чем я виноват, даю слово, что до того раза, когда с меня потребовали такую… такую сумму впервые, ничего подобного не было… Мне очень нужны были деньги, поэтому я и пошел… на нарушение…

— У вас возникли проблемы с бизнесом?

— Я в тот раз говорил…

— Ничего, повторите, — усмехнулся Анисимов.

— Я вел переговоры с владельцами компании «Билайн», надеялся уговорить их… Хотел приобрести часть акций и после этого продать бо€льшую часть своих точек… У меня очень больна жена — белокровие…

— Простите, — осторожно вмешался Турецкий, — я, кажется, не совсем понял: вам нужны были деньги на расширение… точнее, на переориентировку бизнеса, и вы при этом отдаете миллион долларов Марусину… Неужели доход от теневой партии мобильных, которую вы намеревались получить и реализовать, настолько высок, что перекрывает подобную взятку?

Арциховский тоскливо поглядел на Александра Борисовича. Потом, видимо припомнив об аудиозаписи, спохватился и произнес вслух:

— Да… Раз в пять или шесть… Я имею в виду — при реализации двух и больше таких партий…

Турецкий едва сдержался, чтобы не присвистнуть. Зато Анисимов и бровью не повел, продолжив допрос:

— По вашим сведениям, как вы утверждали в прошлый раз, взятка в сумме миллион долларов предназначалась не только Марусину. Вы по-прежнему так считаете?

— Да… Олег Маркович сказал мне сам, что ему предстоит отдать большую часть суммы его начальнику Кругликову, самому, мол, останутся сущие гроши… Да и Кругликову предстоит кое с кем поделиться… Мол, если хотим жить спокойно — приходиться делиться.

— Он говорил — с кем?

— Вначале нет, — вздохнул Арнольд Адольфович. — Но, поскольку я продолжал спорить, пытаясь снизить сумму, в конце концов в довольно грубой форме сказал, мол, деньги предназначаются самому Митарову, так что, если хочу жить не только богато, но и спокойно…

— Что значит «в грубой форме»? — вновь задал вопрос Турецкий.

— Ну… Меня он обозвал нецензурно, вместо того чтобы просто обвинить в жадности, потом уже в качестве аргумента сказал, что если бы я знал, кто именно гарантирует спокойствие моей… моей, простите, задницы… Тут и сказал: сам Митаров, замминистра…

«Пока замминистра», — подумал про себя Александр Борисович, успевший разведать через Костю Меркулова обстановку в «верхах» и ничуть не сомневавшийся в намерении нового ведомства, куда попала таможенная сфера деятельности, «очистить ряды» от прежних сотрудников, в том числе высшего эшелона…

Турецкий перехватил взгляд Анисимова и понял, что наступил момент взять инициативу на себя.

— Ну хорошо, — проговорил он подчеркнуто мягко, — давайте-ка поговорим немного о другом…

В глазах Арциховского вспыхнул настороженный огонек, но зато теперь он смотрел прямо на Александра Борисовича.

— Насколько я знаю, у вас неплохой адвокат, а вот от услуг Шахмина, коллеги Марусина, вы отказались…

— Отказался? — Арнольд Адольфович явно удивился. — Да нет, мне, собственно, никто и не предлагал воспользоваться его услугами. Только, когда нас… ну, засекли, Олег Маркович успел спросить, есть ли у меня адвокат. Я сказал, что есть. Больше мы на эту тему не говорили.

— В те несколько дней, которые вы провели в одной камере, вы часто встречались со своим адвокатом, а Марусин — со своим?

— Наверное, раза два… Я точнее не помню.

— Попробуйте припомнить?..

Арциховский нахмурился, явно пытаясь сосредоточиться.

— Постарайтесь восстановить мысленно последовательность всех встреч в те дни, будет легче, — подсказал Александр Борисович, отметив, что невозмутимый Анисимов слегка дрогнул, сдерживая улыбку. Это означало, разумеется, что ловушку, на ходу приготовленную Турецким для подозреваемого, он заметил и оценил по достоинству.

— Ну… Вначале, конечно, был такой шок, неразбериха, следователь, насколько помню, буквально засыпал вопросами… Я сразу же говорил то, что есть… Все происходило, как в дурном сне, включая первую ночь… Потом… Да, к Олегу Марковичу адвокат приехал очень рано утром, его увели, потом… Потом уже Розенберг — это мой адвокат — прибыл… Он был не вполне мной доволен из-за того, что я следователю сказал все, как есть, считал, не нужно было рассказывать о первой взятке… Так… Потом, когда я вернулся в камеру, Олег Маркович меня успокоил.

— Он был уже там?

— Ну да… Я же говорил, к нему адвокат приехал раньше.

— Чем именно он вас успокоил? — словно между делом поинтересовался Турецкий.

— Сказал, что этот следователь, которому я, как он выразился, «прокололся», дело наше вряд ли будет вести. Он его вроде бы знал… Или слышал, точно не скажу…

— Да?.. — рассеянно произнес Турецкий. — Из чего вы сделали такой вывод?

— Олег Маркович сказал, что этот следак… простите, следователь — последний человек, которого следует подпускать к нашему делу, он о нем вообще говорил… не слишком хорошо… Конечно, со своей точки зрения и… и нецензурно… Но уверял потом, когда к нему во второй раз приехал адвокат, что дела он вести не будет ни под каким видом. Предупредил, чтобы следующему следователю я не вздумал говорить о первой взятке… Но я тогда уже принял решение. Я всегда верил в то, что все тайное становится явным…

— Так сказано в Библии, — улыбнулся Турецкий. — Ну а свое обещание Марусин, судя по всему, выполнил?

— Да, видимо, его связи это позволили, больше нас к тому следователю не вызывали, Олег Маркович сказал, что и не вызовут.

— Не пояснял почему? — не выдержал Анисимов.

— Пояснял, — спокойно кивнул Арциховский. — Ну, относительно, конечно… Это было как раз перед тем, как его перевели в другую камеру.

— И что он вам в этой связи сказал? — Турецкий, задавая этот вопрос, автоматически опустил глаза, перебирая бесцельно свои бумаги: подследственный не должен был пока знать, насколько важен для следствия ответ на этот вопрос.

— Сказал, что больше этот… Он назвал фамилию следователя, но я ее забыл… В общем, что я могу не беспокоиться, больше мы его не увидим. Что Боб об этом позаботился… Боб — это его адвокат, он его давно знает, видимо, потому и зовет так вот по-свойски…

— Ну-с, голубчики, разрешите поприветствовать вас в этих стенах…

Человек, произнесший эту фразу, только что вошел в свой личный кабинет в принадлежащем ему особняке, куда больше напоминающем небольшой дворец, чем загородный дом, и, дойдя до середины комнаты, круто развернулся точненько в центре бежевого текинского ковра, покрывавшего пол, в сторону двоих поздних визитеров. Визитеры ждали хозяина дома уже больше часа, что было для них крайне дурным признаком.