— Они идут за мной.

— Они тоже заплатят награду, — сказала Гвоздарю Садна.

— Мама, — качая головой, сказала Пима.

— Мы команда, — твердо ответил Гвоздарь. — Я ее не продам.

Садна внимательно поглядела на него.

— Сбежишь, и Ричард Лопес будет вечно за тобой охотиться. Никогда не сможешь вернуться.

Она опустила взгляд.

— Ты все еще можешь уладить дело миром. Договориться, сдать девочку тем людям, и Ричард забудет.Ты так не думаешь, но деньги вполне способны заставить его это сделать. Моби и Голубоглазая — ничто по сравнению с теми деньгами, о которых идет речь.

Нита со страхом смотрела на них. Если он ее продаст, они разбогатеют, это точно. Он сможет купить мир со своим отцом.

Удача и ум. Я должен быть удачливым и умным.

Сдать Ниту — это по-умному. Купить себе безопасность, которую ему просто так не выпросить. Но от одной мысли о том, что он отдаст ее ее врагам, его тошнило. По-умному, спрятаться в панцирь, отдать девочку и получить выгоду от сделки. Это ее бой, не его. Он посмотрел на Пиму. Та лишь пожала плечами.

— Я тебе сказала, что думаю.

— Кровь и ржавь, — пробормотал Гвоздарь. — Мы просто не можем отдать ее им. Это все равно что было бы отдать Пиму моему отцу.

— Но куда безопаснее для тебя, — заметил Тул.

Гвоздарь упрямо мотнул головой:

— Нет. Я отведу ее в Орлеан. Знаю, как запрыгивать в поезда.

— Это не команда по легким грузам и не невыполненная норма, — сказал Тул. — Второго шанса не будет. Ошибешься сейчас — умрешь.

— Ты когда-нибудь запрыгивал в поезда? — спросила Садна.

— Рени мне объяснял.

— Пока сам под колеса не попал.

— Все мы умрем, — рыкнул Тул. — Это лишь вопрос выбора способа.

— Я иду, — сказал Гвоздарь. Посмотрел на Ниту. — Мы идем.

Что-то в его тоне заставило остальных умолкнуть. Никто не запротестовал, все согласились и закивали. Гвоздарь вдруг задумался, не сделал ли он неправильный выбор. Осознал, что какая-то часть его желает, чтобы все бросились его отговаривать. Убедили его не сбегать.

— Тогда вам лучше идти сейчас же, — рыкнул Тул. — Ричард придет очень скоро, чтобы продать девочку.

— Удачи, — сказала Садна. Сунула руку в карман и протянула Гвоздарю несколько красочных купюр Красного Китая. — Бегите со всех ног. И не возвращайтесь.

Гвоздарь взял деньги, поразившись их количеству. Внезапно почувствовал себя совсем одиноким.

— Спасибо.

Пима побежала к лагерю и тут же вернулась с небольшим мешком, принадлежавшим Голубоглазой. Отдала Гвоздарю.

— Твоя добыча.

Гвоздарь взял мешок. Почувствовал, что внутри плещется вода. Поглядел на Ниту.

— Готова?

Нита уверенно кивнула.

— Надо убираться отсюда.

— Ага.

Он показал на джунгли.

— Пути там.

Они пошли с поляны, и тут их окликнул Тул.

— Подождите.

Гвоздарь и Нита обернулись. Тул оглядел их желтыми глазами убийцы-хищника.

— Думаю, я тоже с вами.

Гвоздарь вздрогнул от страха.

— Ничего, — сказал он, увидев, как мать Пимы ослепительно улыбнулась. — Спасибо тебе.

Тул слегка улыбнулся, видя его нерешительность.

— Не торопись отвергать помощь, парень.

У Гвоздаря на это была дюжина возражений, но все они основывались лишь на недоверии к получеловеку и его мотивам. Это создание его пугало. Даже если мать Пимы ему доверяет, то он сам — нет. Его беспокоило, что с ними идет тот, кто был слишком близок к его отцу и Лаки Страйку.

— Тогда зачем? — с подозрением спросила Нита. — Что нужно тебе?

Тул глянул на Садну, а потом кивнул в сторону берега.

— У начальников на берегу есть свои полулюди. У них возникнут вопросы по поводу меня. И хорошо с этого никому не будет.

— Мы сами справимся, — сказал Гвоздарь.

— Уверен, — ответил Тул. — Но, возможно, вам пригодится и мой ум.

Он на мгновение обнажил острые зубы.

— Будь рад, что он хочет помочь, — сказала Садна. Повернулась к Тулу и взяла его обеими руками за его огромную ладонь. — Теперь я у тебя в долгу.

— Мелочи, — ответил Тул, снова улыбнувшись и показав зубы. — Убивать здесь, убивать там. Никакой разницы.

Задрожала земля. Приближался поезд. Они спрятались в папоротниках. Локомотив с ревом пронесся мимо них. Гвоздарь сглотнул, глядя на движущуюся махину. Ветер ударил в лицо и рванул листья на деревьях и папоротниках. Казалось, поезд сам присасывал его к себе, туда, где вертелись огромные, ему по грудь, колеса, проносясь мимо. Они будто манили к себе. Броситься, быть перемолотым на куски и остаться лежать, истекая кровью, когда поезд уедет. С растущим страхом Гвоздарь понял, что одно дело — рассуждать о том, как вспрыгнуть на поезд, и совсем другое — сделать это, видя, как несутся мимо грузовые вагоны.

Этого оказалось достаточно, чтобы заставить его начать думать заново. О возможности украсть лодку и плыть вдоль берега, пройти через джунгли и болота… но у них нет припасов на такой долгий переход. А если они пойдут морем, клипер, стоящий в бухте, догонит их очень быстро. Других вариантов нет. Надо бежать прямо сейчас.

Вагоны проносились мимо, сливаясь в полосу. Издалека всегда казалось, что они движутся медленнее. А тут, вблизи, скорость казалась просто ужасной. Может, поезд разгоняется? Когда Рени на него запрыгивал, всегда казалось, что поезд едет медленнее, это казалось легче. Гвоздарь знал, что скорость поезда зависит от характера машиниста. Что поезд может ехать намного быстрее, так, что на него вообще не запрыгнешь. На это Рени и напоролся в конечном счете. Неправильно оценил скорость, когда запрыгивал. Еще, конечно, он был дурак и пьяница, но прежде всего его убаюкивал предыдущий опыт.

Гвоздарь, Нита и Тул вышли из зарослей и принялись взбираться на насыпь. Навстречу дул ветер от несущегося поезда. Шум был не хуже, как от урагана. Гвоздарь глянул на товарищей. Глаза Ниты расширились от страха. Тул глядел бесстрастно, разве что с сомнением. Для получеловека это мелочь. Гвоздарю вдруг захотелось, чтобы Тул был таким большим, что просто подхватил их и запрыгнул вместе с ними.

Хватит морочить себе голову. Разбегайся и прыгай.

Время шло. Скоро покажется хвост поезда. Пора решаться. Как тогда, в каюте с нефтью, когда он знал, что выживет, только если нырнет, и нырнет глубоко. Но тогда он знал, что другого выбора нет. А на этот раз он все еще пытался найти другой. Давай,сказал он себе. Но ноги будто приросли к земле.