— Какая у тебя гладкая кожа, — сказала она, проведя ладонью по плечу Матвея и словно бы не чувствуя под собой сразу зашевелившиеся пальцы. — А мой живот?.. Он гладкий?

В этот момент его рука, живущая отдельно, нашла то, что искала, и Света так и не сумела досказать начатое: страдальческое выражение появилось на ее лице, и она, вся дрожа, потянулась к его губам…

Безумие, овладевшее ими прямо под жгучим, томительным солнцем, отпустило не сразу. Все уже кончилось, дыхание их шумно соединялось, она изо всех сил руками и ногами продолжала удерживать его, но уже реальность всех трех измерений ударила по нервам, и сразу же еще громче стал щебет ласточек, сильнее включилось солнце, синее небо пуще закружилось вместе с соснами. Повернув голову, Света увидела в просвете кустов два серьезных, завороженных увиденным детских личика, которые, будучи обнаруженными, немедленно исчезли, навсегда оставшись в отретушированной памяти символом того блаженного дня.

В один из дней позвонил Граф. Отчетливый, твердый, немного насмешливый голос коротко отзвучал в телефонной трубке, но остался в голове, продолжил свою тайную работу.

— Пора, солдат, начать заниматься делом. Хватит ходить вокруг да около. Вечером Атаманша тебя ждет. Она после десяти будет, так что и ты подтягивайся.

Матвей медленно положил трубку, Света вопросительно смотрела на него. Они были у нее дома. Так как его хозяйка принципиально была против того, чтобы он приводил женщин домой, тем более оставлять на ночь, а отец Светы удачно улетел в очередную командировку, они находились здесь почти постоянно. Граф, конечно, знал, что Матвей у Светы. Или же позвонил случайно? Рискнул и попал.

Матвей посмотрел на Свету. Неделя, прошедшая с того дня в Серебряном Бору, когда судьба соединила их, прошла как во сне. Все это время мир вокруг них изменился совершенно: все стало чище, яснее. Еще несколько раз они были в Серебряном Бору, и, хотя в прежнее безумие не впадали, продолжали плыть в безрассудном забытьи, ощущая свое радостное единство с деревьями, травой, водой — со всем сущим вокруг.

Голос Графа, коротко прозвучав, начал свою разрушительную работу. Если бы не задание Атаманши и Графа, смог бы он с ней соединиться?.. Можно ли и дальше надеяться на счастье в будущем, если оно замешано на приказах начальства?.. Туман сомнений делал зыбким окрепший было мираж: блаженство рая существует в сказочных грезах, наш мир основан на зле, подлости и крови… на деньгах и приказах начальства.

Света с тревогой следила за Матвеем, не понимая, что с ним происходит. Она обнимала Матвея, крепко прижимая его к своему телу, живущему с некоторых пор только вместе с ним, и он ненадолго становился прежним. Но тайная работа теней делала свое дело — в закоулках сознания уже ткалась паутина мыслей о скользкой вине и не отработанном счастье.

— Я поеду с тобой, — сказала Света так, чтобы это прозвучало окончательным решением. Она все еще не могла понять, что встревожило его.

Матвей хотел воспротивиться, не зная сам почему, но она была решительна. Стала быстро собираться и скоро вновь вся ушла в выбор наряда. Ей все последние дни хотелось выглядеть особенно красивой, она вновь и вновь желала упиваться тем восхищением, которое видела в зеркале его глаз. Но сейчас ее также тревожило сомнение, поселившееся в нем после звонка Графа. Она не понимала, чем оно вызвано.

Летний день долог. Сумерки долго висят над городом, не уступая ночной тьме, — ближе к ночи все серо, тускло, даже огни витрин и фонари на столбах, кажется, едва отмечают свое существование. Шум мотора такси, в котором они ехали, терялся среди тысяч шумов ночного города, которые вползали в открытые окна машины. Они проехали по набережной. По воде медленно плыла баржа. За испуганной кошкой вдоль парапета пробежали два пса.

Возле клуба было полно машин. Ярко освещенная скрытыми за бетонным козырьком лампами, парила над крыльцом толстая позолоченная русалка. Негр Петя суетился возле прибывавших гостей. Костя, лениво курящий возле входных дверей, смотрел на подходивших Матвея и Свету. Пожимая протянутую руку и одновременно гася окурок сигареты о колонну, он сказал:

— Ты, Светка, прямо цветешь последние дни. Если так дело и дальше пойдет, отобью я тебя у парня. Нечего ему тут делать, знаком без года неделю, а уже, вишь, каков!

— Раньше надо было пытаться. Теперь уже поздно, — подхватила шутку Света.

— Раньше смотреть не на что было. Привыкли дитё видеть, а ты уже взрослая. — Он посмотрел на Матвея: — Тебя начальство желают видеть. Граф просил передать, чтобы ты сразу к Атаманше шел.

— Не знаешь зачем?

— Не знаю, парень, — сказал он и посмотрел на Свету. Располневшее от сытой жизни лицо его ничего не выражало.

В вестибюле было шумно. Оставив Свету у стойки бара, Матвей пошел наверх. Лавируя среди людей, он то и дело здоровался со знакомыми. В основном это были служащие. Вокруг, словно на берегах шумной и веселой реки, текла жизнь, к которой он всегда был бы не против пристать. Но он сейчас думал: какой ценой?

Навстречу по коридору шел Граф. Чисто выбритое лицо его улыбалось еще издали, но сейчас Матвей заметил нечто коварное в этой твердой улыбке. И вновь, как и тогда, в Чечне, он почувствовал, насколько же превосходит его расчетливым умом этот красивый и сильный мужчина. На войне, наблюдая за тем, как тот планирует выполнение тактических задач, у него было много случаев убедиться в этом. Матвей всегда опасался Графа.

— А, вот и ты. Молодец! Атаманша сама только пришла. Уже о тебе спрашивала, — сказал Граф и, обняв Матвея за плечи, пошел с ним рядом.

— Лейтенант! Зачем звали?

— О будущем, о будущем надо поговорить, солдат.

— О каком будущем? — несколько деланно удивился Матвей. Он подозревал, нет, знал, что тот имел в виду.

— Не о каком, а о чьем, — засмеялся Граф. — Разве тебя не волнует твое будущее? То-то же, парень.

Матвей чувствовал, как разливается в воздухе ощущение беды, которую он ждал давно, но не верил, что она придет. Неужели прежние намеки Атаманши и Графа, которые он помнил, но которым не придавал значения, были сделаны всерьез? Но ведь Атаманша — родная тетка Светы!..

А Света сидела у стойки бара.

— Что будешь пить? — спросил бармен и поправил заколку галстука.

— Не знаю, Саша, коктейль какой-нибудь. Но что-нибудь покрепче.

— А что так?

— Что-то я не в настроении.

— Поссорилась с бойфрендом?

— А ты-то откуда все знаешь? — ехидно спросила Света.

— А у нас здесь в клубе, как в деревне, — ничего не скроешь, — в тон ей ответил Саша и, протягивая бокал, сморщил гладкое чистое лицо в хитрую улыбку.

Бар был полон. Вокруг ходили люди, садились за столики, присаживались к стойке. Клубы сигаретного дыма извивались в такт мелодии. Рядом на освободившийся табурет влез Шурочка. Тряхнув длинными волосами, попросил коктейль.