– И что вам тут надо? – недовольно, с гордым видом вопрошала высокая и еще довольно красивая женщина. Надо же, какая конфета родила Лекса. Даже седина ее не портит. Понравиться такой даме захотелось со страшной силой.

– Мы приехали тут переночевать. Позволь тебе представить, это Алиса. Моя жена.

– Кто? – задохнулась и закашлялась мадам.

– Жена. Показать паспорт? Хотя ты ведь паспорта не переносишь.

– Хамишь?

– Ни в коем разе, – ерничал Лекс.

– Ну проходите, – решила вдруг проявить чудеса гостеприимства Ванесса Илларионовна.

– Элис, сваргань чайку, – бросил Лекс и быстренько юркнул в ванную, оставив нас с акулой наедине.

– Кухня там, – махнула в сторону двери с матовым стеклом она.

Я прошла на малюсенькую кухню, в которой идеальная чистота перемежалась явными признаками нищеты. Дешевая тюлька на окне желтела явно не первый десяток лет. Газовая плита была ее ровесницей. На подоконнике теснились пустые банки и луковицы, растущие из обрезанных пакетов молока. На маленьком столе лежала симпатичная, хоть и копеечная, скатерть. Я водрузила на газ громоздкий желтый чайник, перепачкавшись копотью.

– Вы не будете так добры одолжить нам немного чая? – нежно мурлыкнула я, и Ванесса с большим интересом посмотрела на меня.

– Вот, пожалуйста

– Спасибо, – потупила я глазки. Интересно, надолго ли меня хватит?

– Ну как вы тут, женщины? – высунул нос чистенький и какой-то обыденно-домашний Лекс. Прямо не Лекс, а Сашенька Бобков.

– Прекрасно, – ответила я.

Мы выпили чаю и завалились отсыпаться. Мы отсыпались и третьего, и четвертого, и пятого января, попеременно занимая ванну и таская из холодильника продукты. Продуктов было немного, и мы быстро перетаскали все. Ванесса сходила в магазин и обеспечила нас картошкой и макаронами. Но принеся стратегический запас, она все же разочаровалась во мне, и моя отточенная вежливость перестала ее запутывать.

– Вы что, собираетесь тут валяться и жрать мои продукты? У меня нет средств кормить двоих взрослых людей.

– Тебе жаль картошки? – с полпинка завелся Лекс, и я заимела возможность поприсутствовать на семейном скандале номер один. Я была зрителем, но, уже начиная со скандала номер два, меня приняли в основной состав труппы.

– А ты что, лярва, думаешь, я чем-то тебе обязана? Поставила штампик и сидит тут, как королева «Шантеклера».

– Заткнись. Что ты за мать?

– Это ты про меня? Ах ты, скотина неблагодарная. Притащил шалаву!

– Она моя жена.

– Она твоя подстилка, кобель паршивый! Чтоб я вас не видела и близко около холодильника!

– Да мы больше и куска не возьмем! – это уже я подавала реплики. В конце концов, попреки относительно еды я предупредила еще в девятом классе весьма средней школы. Нет, я не готова получить dabble-ring. Второй круг.

– Убирайтесь! – неслось с поразительной регулярностью в нашу сторону. Таким образом, к шестому января мы были готовы отбыть в любом направлении, только бы не слышать больше этого визга.

– Хочешь, я покажу тебе город? – спросил Лекс.

– Очень, – ответила я. И действительно, я же совершенно ничего не видела, кроме куска Невского проспекта и этого Перекупного переулка с обшарпанным Лексовым домом.

– Ты раньше в Питере была?

– Никогда. Я очень хочу посмотреть на Неву. Она широкая?

– Почти бескрайняя. Я написал кучу песен после того, как прогуливался по ее берегу. – Его лицо приобрело оттенок мечтательности. Когда он становился таким, мне было почти хорошо. И мы вышли из дома. У нас имелось немного денег и травы. Делать было особенно нечего, и мы прошли весь Невский до самого Казанского собора. И там... Там на парапете сидел Эдисон, старый приятель Лекса из Волгограда. Было шестое января.

– Как ты, приятель? – спросил у него Лекс.

– Ништяк, – ответил он.

Мы пошли гулять. Тот день был настолько страшным, что потом я не выдержала и записала все на листках мятой дешевой тетради. Эдисон, раскинувший руки, улетающий в вечность, мой первый укол. Первая пощечина мужа. Первый день на моем «настоящем дне», ибо все, что было раньше, вся моя жизнь у Дани Тестовского оказалась курортом по сравнению с этим Питером. Безвоздушное пространство, порождающее нелепую смерть. Маленькие островки гниющей земли, изрытой отвратительно плещущими злую воду каналами. Мосты, по которым каждый день я переходила над плещущейся бездной. Аквариум, похожий на газовую камеру, – таким я видела этот город. Говорят, он очень красив, похож на Амстердам. Величественные дворцы. Гармоничные ансамбли, парки и сады, героическая история. Я ничего не заметила. Может, проходя по этим улицам в другое время, в другой жизни, я тоже ахнула бы от восторга. Может, дело вовсе не в городе?

– Элис, куда нам поехать?

– Домой? – жалобно тряслась я около костра на Марсовом поле.

– Нет. Домой нельзя. Сначала надо разобраться, будет ли кто-то искать Эдисона.

– Ты же сказал...

– Что я сказал? Что нас никто не видел?

– Да, – из глаз текли слезы.

– Но на всякий пожарный надо заныкаться. Так, ради безопасности.

– А куда же нам деваться?

– Есть тут одно место. Гангутская улица.

– Где это? – спросила я. Мне было совершенно все равно, где эта дурацкая улица. Больше всего я бы хотела исчезнуть из этого ужасного города и никогда не видеть больше ни Лекса, ни этой страшной темной реки, ни каналов с этими выпендрежно-историческими мостами. Но мысль о том, что я останусь одна, меня парализовывала.

– Это совсем рядом. Около Михайловского замка. Там поселок художников, наверняка можно вписаться надолго.

– Как это – поселок? – не поняла я.

– А так. Там был аварийный дом. Его решили снести и выселили всех жильцов, кроме одной квартиры на первом этаже. Там жил один художник с семьей. Так он очень активно возражал против выселения, и ему разрешили пожить еще.

– Не понимаю!

– Ну, пожить до самого сноса. А потом в пустые хаты подтянулись другие такие же художники.

– И их не разогнали? Это же самый центр Питера!

– Хотели, конечно. Но дружный коллектив поселения расписал самым художественным образом стены и внутренности дома, позвал журналюг, поднял шум. В общем, признали их своеобразным культурным явлением и оставили в покое. Дом числится под сносом, но уже три года его никто не трогает.

– Круто! – восхитилась я. Вот это история.

– Бывают у нас такие истории. Условия жизни там, правда, не очень. Воды нет, свет только по одному кабелю и не во всех углах. Холодно, так что греются печками. Ну и туалет, конечно... Один на всех. Питаются там вместе, так как плита всего одна. Но зато там свободно можно откоцать себе целую комнату.