Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пошел прочь, бездельник!
Поэт, не обращая на него внимания, кое-как поклонился Такэно и побрел по пустой и темной улице, раскачиваясь и бормоча себе под нос: «Тьма надвигается… Тьма надвигается… Полет сороки над радугой – последний миг счастья…»
– Пьяница, – повторил староста. – Самый бесполезный и вредный человек в моем квартале. Этого негодяя когда-нибудь казнят за воровство или убьют в пьяной драке.
Сосновая ветвь над холодной водой
Первая половина лета выдалась холодной и дождливой. Небо часто было закрыто свинцовыми облаками, с утра до вечера шел нудный моросящий дождь. Тяжелые капли скатывались с поникших листьев деревьев и падали на траву, покрывая ее влажным ковром.
Дым от очагов стелился по городу, и за этой завесой были не видны улицы и дома. Звуки городской жизни становились непонятными и призрачными; таким же потусторонним казалось и само существование горожан: они вдруг возникали из тумана, укрытые от дождя циновками и мешками, и так же внезапно пропадали в туманной пелене.
Облака висели над землей так низко, что в них тонули конические крыши княжеского замка, а факелы, горевшие на его стенах днем и ночью, казались бледными размытыми пятнами. Для того чтобы люди, вызванные князем сегодня утром во дворец, могли добраться сюда по узкой дороге между двух речных протоков, сигнальщики стояли на всем протяжении пути от города до замка.
Такэно был в числе тех, кому князь приказал явиться в замок. Выходить на улицу в такую сырую и промозглую погоду совсем не хотелось, но ослушаться княжеского приказа было нельзя.
Йока настояла на том, чтобы Такэно надел толстый стеганый халат и войлочную шляпу, чему он вначале противился, считая, что будет смешон в этом зимнем одеянии. Но не успел он дойти до замка, как уже мысленно благодарил жену: без теплого халата и шляпы Такэно промерз бы насквозь. У несчастных сигнальщиков, стоявших по двум сторонам дороги, дрожали от холода губы и тряслись в руках фонари.
В замке слуги проводили Такэно в большой зал княжеского дворца. Там все приглашенные рассаживались на чисто вымытом полу, занимая места в зависимости от своего ранга, знатности и положения при дворе: ближе к возвышению, на котором должен был сидеть князь, размещались самые важные особы, дальше – все остальные приглашенные.
Такэно в нерешительности застыл в дверях: поскольку он был из простого народа, недавно посвящен в самураи и не имел еще земли, ему следовало сесть около входа, позади всех; но с другой стороны, он успел прославиться в боях, и князь его отмечал своим особым расположением…
Заметив колебания Такэно, к нему подошел княжеский управляющий и указал место у стены, чуть поодаль и сбоку от возвышения, предназначенного для князя. Таким образом, Такэно сидел не в первых рядах, но и в не последних, что соответствовало и его невысокому рангу, и тому вниманию, которое оказывал князь молодому самураю.
Князь в сопровождении телохранителей вошел в зал из боковой двери. Все приглашенные низко склонились перед своим повелителем. Телохранители встали перед помостом и вдоль стен, князь уселся на своем возвышении, после чего сидевшие в зале распрямились и приготовились слушать.
– Мы должны принять сегодня важное решение, – начал говорить князь. – Наши агенты докладывают нам, что князь Мицуно собрал большое войско для того чтобы выступить в поход. Вы знаете, что Мицуно давно желает увеличить свои владения за счет наших. Мы уже дважды дали ему достойный отпор, но теперь князь Мицуно снова собрался с силами.
Мы бы опять разбили его, конечно, но есть сведения, что он заключил союз с несколькими другими князьями. Каждый из этих князей по отдельности – ничто, но вместе они подобны своре голодных диких псов, которые убивают все живое на своем пути, даже то, что не могут съесть. Если князь Мицуно действительно объединился с ними, он уронил свою честь. Но это его дело, а для нас он и его псы представляют смертельную опасность, если такой союз заключен.
Нас ждет не просто война, нас ждет истребление, если мы не сумеем выстоять. Однако вы должны знать, что выстоять нам будет не просто. По подсчетам наших агентов, войско князя Мицуно сейчас примерно равно нашему, – может быть, немногим больше, – но вместе со своими союзниками он будет значительно превосходить нас. Добавьте к этому коварство, жестокость и бесчестные приемы, с которыми дикие псы, объединившиеся с Мицуно, обычно ведут войну, – и вы поймете, что опасность, в самом деле, велика.
Однако я собрал вас не для того чтобы запугивать. Мы будем сражаться и мы победим. Вот о том, как нам победить, я и хотел с вами поговорить. Пусть первым выскажется Канэмаса, чья яростная отвага приводит в ужас врагов.
Канэмаса, не старый еще человек, очень крепкого телосложения, поклонился и решительно сказал:
– Мой повелитель, наше войско готово драться. Наш дух силен, наши мечи крепки; наши солдаты отлично обучены и среди них есть много опытных ветеранов.
Встретим врага в открытом поле; что из того, что его армия больше? Мы на своей земле, нам помогут наши боги. Когда мы разбили князя Мацуно два года назад, его армия тоже была больше нашей, но это ему не помогло. Он бежал с поля битвы, как заяц!
А те дикие псы, которых он нынче прикормил, ему не помогут: они сильны только против слабых, но сами становятся слабыми, ощутив силу. Подобно божественному урагану мы сметем их!..
Однако даже если боги отвернутся от нас, мы погибнем с честью, мы не запятнаем свои имена. Что может быть лучше для воина, чем славная смерть в бою? Мы все готовы умереть за вас, мой повелитель. Наши жизни принадлежат вам, берите их. Ведите нас в бой, повелитель!
– Мое сердце радуется твоим словам, Канэмаса, – сказал князь. – Но мой ум в раздоре с моим сердцем. Причина этого раздора – бремя власти. Если бы я правил одними только воинами, я без колебаний принял бы твой план, однако я должен думать и о наших крестьянах, ремесленниках и торговцах, а также об их женщинах и детях – они не должны погибнуть.
Что будет со всеми этими людьми, если мы примем славную смерть в бою? Большая их часть будет убита, остальные станут жить хуже рабов, починившись Мицуно. Но таких будет мало: князьям, идущим с Мицуно, не нужны наши крестьяне, ремесленники и торговцы – они истребят всех, говорю я вам…
Нет,