А я ей очень благодарна. Страшно хочется чего-то привычного и неизменного. Подтверждения, что даже если из жизни выпало полгода, мир все равно остался прежним: тот же город, та же квартира, та же комната…

Но, увы, мир изменился.

Потому что изменилась я.

Я задумчиво разглядывала себя в зеркало. Лицо бледное, но уже не такое бескровное, как при выписке. Все-таки в реабилитационном центре и в санатории я старалась больше гулять. Ну как гулять… Сначала меня вообще возили в кресле-каталке: мышцы и связки хоть и не атрофировались, но сильно ослабели. Физиотерапия, массаж, тренировки — и я понемногу начала ходить сама; сначала с «ходунками», потом с палкой, потом по принципу: «вдоль стеночки до угла» или «доберусь-ка я до той скамеечки».

Сейчас все уже нормально. Я перестала падать от внезапной слабости, или головокружения, или от того, что подводили ноги. Ну, почти перестала…

Я поправила челку. В больнице меня подстригли очень коротко, волосы отрастали медленно, все никак не получалось сделать любимую стрижку… Это что еще за разговорчики? Только начни себя жалеть, и никогда уже не остановишься. Руки держат, ноги ходят, глаза смотрят, голова варит… хоть и не всегда — уже хорошо! А волосы… ну не облысела же, в конце концов!

Но все эти бодро-здравые мысли ничуть не уменьшали напряженного выражения глаз в зеркале. Хорошо хоть они не обесцветились, как кожа, — как были серо-синими, так и остались.

За спиной скрипнула дверь, я от неожиданности вздрогнула, чуть не выронив зеркало. Медленно, словно боясь кого-то спугнуть или самой окончательно испугаться, обернулась.

Разумеется, никого.

Просто сквозняк…

* * *

После окончания разговора с матерью Джой еще некоторое время пытался работать — пока не понял, что просто бездумно жмет на клавиши, подвисая на каждом действии. Отвернулся на кресле от стола, уставился на осенне-праздничный пейзаж за панорамным окном.

Он не скучал по Инсон. Разве только слегка и первое время. Просто привык болтать и пересмеиваться с ней. Привык, что дома кто-то еще, кроме Хина, ждет и радуется его возвращению. Даже невзначай приобщился вместе с Инсон к тонкому срезу богатого дорамного месторождения. Да и пребывание в одном теле их сблизило… если можно так выразиться.

Ну и еще интрига на грани фола, само собой, — парочка духов уверенно вторглась в его нормальную жизнь, сея хаос и требуя решения неведомых до того призрачных проблем. И ведь не расскажешь никому, сочтут шизой. На ранней, а также поздней стадии. Сейчас, когда он наконец вернулся к своей обычной жизни, просто пошла адреналиновая ломка.

Вот и все.

Так что понятно — и речи никакой о «влюбился» или даже о «соскучился».

Джой задумчиво поглядел на телефон.

Только об ответственности.

— Ой, Женя, рада вас слышать! — воскликнула трубка, прежде чем он успел поздороваться.

— Добрый день, тетя Лина. Как ваше драгоценное здоровье?

— Вашими молитвами, Женечка!

— Так денно и нощно только о нем и молимся…

Этот обмен фразами стал уже своеобразным ритуалом: так они начинали разговор на протяжении трех месяцев с того самого дня, как он дал матери Инги свой номер и наказал звонить в случае необходимости в любое время дня и ночи. Но, поскольку тетя Лина была женщиной совестливой и ненавязчивой, Джою зачастую приходилось звонить самому.

Вот как сейчас.

— Ну, и как наши дела? — спросил Джой голосом доброго доктора Айболита. В какой-то мере так оно и было: больной, вернее, больная в наличии имелась.

Тетя Лина вздохнула.

— Ну что вам сказать, Женечка…

— Так и не выходит из дома? — понимающе спросил Джой.

— Не вытянешь! А если вытянешь — глаза в землю, кружок по скверу и быстрее домой. Мол, всё, мама, ты меня уже выгуляла! А сама бледная, сил нет смотреть, черные круги под глазами! Супчику две ложки: все, мама, я сытая! Ей бы кушать хорошо, спать и гулять целыми днями, а она, видишь, какая упрямая!

Джой невольно улыбнулся. Хорошо покушать — это рецепт от всех болезней всех матерей на свете! Подумал. Спросил нехотя:

— А этот ее что?

— Саша?

— Он. Позвал бы куда-нибудь погулять, в кафе.

— Ну, он приглашает…

Похоже, не очень-то настойчиво приглашает, едва не сказал Джой, но прикусил язык: не его ведь дело!

— И девочки тоже зовут: кто в гости, кто просто развеяться. Не хочет она.

Собеседница замешкалась, и Джой понял, что ему сейчас предложат.

— Женечка, а если…

— Простите, тетя Лина! — поспешно перебил он. — Мне надо идти, я вам потом перезвоню!

— Да, хорошо, Женя, до свидания, — сказала Ингина мама через паузу. Он буквально на мгновение увернулся от ее просьбы-ловушки: «А не могли бы вы, Женечка, сами ее куда-нибудь пригласить? Вдруг она с вами согласится пойти?» Джой задумчиво постучал по губам айфоном. Впрочем, он же всегда может отказаться, мотивируя тем, что Инга его совершенно не помнит!

И ведь чистейшая правда — очнувшаяся девушка его не знала. Потерявшаяся Инсон-душа, вернувшись в родное тело, позабыла о своих странствиях и приключениях в призрачном мире. И о своем невольном спутнике.

А повторять однажды провалившуюся попытку напомнить о себе Джой не собирался.

После того как выяснилось, что призрачная девушка и коматозная девушка — одно и то же лицо… или едина в двух лицах… он развил бешеную деятельность. Заплатил за отдельную палату, нанял физиотерапевта и сиделок, допек лечащего врача просьбами назначить самые дорогие лекарства и пригласить самых лучших спецов. Решив, что психу просто денег девать некуда, тот перестал сопротивляться и сдал названия чудодейственных средств и процедур, а также явки-пароли медицинских светил. То ли от такого интенсивного лечения, то ли просто время пришло, но Инга, на удивление врачей, быстро пошла на поправку.

Все это время Джой умудрился ни разу не появиться в ее палате. Заглянул всего раз — когда из посетителей никого не было, а сама Инга спала. Встал в приоткрытой двери, рассматривая белое лицо на белой подушке. А не пора уже какому-то румянцу появиться? Хоть какому-нибудь признаку жизни? В это время больная подала такой признак — завозилась, просыпаясь и натягивая на лицо одеяло, — и Джой аккуратно и бесшумно отступил в коридор.

Он контролировал события, держал, так сказать, руку на пульсе, но на расстоянии; довольствуясь сводками с полей выздоровления от тети Лины. Что-то противилось в нем просто зайти с цветочками и улыбкой во все лицо: «А вот и я, Инга-ши!» Никак не мог совместить в своем сознании задорного призрака с безжизненной и безвозрастной больной. Не складывались половинки.

Не зря не складывались.