И один раз он не выдержал. Нашел знакомого поставщика и в долг попросил у него дозу. На душе сразу полегчало, внутри стало тепло. «В сущности, все складывается неплохо, – думал он. – Не сегодня – завтра пойду наверх, потом рассчитаюсь с девочкой. А дальше… а дальше посмотрим».

Но когда Ника увидела его таким – благодушным, с расширенными зрачками, – она в отчаянии разрыдалась. Она таких повидала немало и знала, чем рано или поздно кончают те, кто подсел на «веселые» грибочки.

– Что ты сделал? Как ты мог? – кричала она. – Травница сказала, что если ты месяц выдержишь без грибов, то больше их не захочешь! Тебе надо было продержаться совсем немного!

Честно говоря, для Ники месяц был очень относительным временным понятием. Она пыталась считать дни, рисуя палочки угольком на листочках, но листочки то и дело терялись, и она сама точно не знала, сколько прошло времени с тех пор, как она первый раз дала сталкеру настой Оксы. Знала только, что месяц – это очень долго.

Датчанин сперва изумленно уставился на нее – рассердился, что девчонка решила учить его жить. Но потом принялся ее утешать:

– Да ладно, не бери в голову. Мне иногда это нужно, чтобы расслабиться. Ничего со мной не будет.

– Как – ничего? Да ведь ты уже от этого чуть не умер.

– Может, лучше бы умер, – мрачно буркнул он. – Все равно не живу, а мучаюсь. И тебя мучаю.

– А ты не мучай меня, – голос ее дрогнул.

– Пойми, я не знаю, зачем жить. Хочется что-то сделать – но что? Отправиться, что ли, других выживших искать. Ведь есть и другие города – не верю я, что там все мертвы, а жизнь есть только в столице.

– Какие города? – спросила Ника.

– А вас в школе географии не учили?

– У меня пятерка была, – обиделась она. – Я все знаю. Вот, слушай: на Динамо и Соколе живут свиноводы, на кольцевой – торговцы…

– Не обижайся, но у вас была какая-то другая география. А что, по-твоему, за границами города, который наверху?

Она задумалась, а потом уверенно сказала:

– Лес.

– А за лесом?

– Ничего. Развалины и мертвые.

– А я не верю. Знаешь, у холодного моря стоит – вернее, стоял раньше – город Питер. И там тоже есть метро. Я все хотел отправиться туда, поискать других выживших. Теперь, наверное, самое время. Ничто меня тут не держит.

И увидел, как она дернулась.

– Не обижайся, – торопливо сказал он, злясь на собственную бестактность, – я тебе очень благодарен.

– Это ничего, не обращай внимания, – сказала она почти надменно. И он почувствовал чуть ли не нежность, глядя на ее усталое лицо. – Лучше скажи, где все-таки искать этого твоего шамана? Раз травница тебе не помогла, то, может, он сумеет вылечить? А то как ты пойдешь – больной?

– Забей, – буркнул он. – Сам справлюсь. «А то ведь найдет, с ее-то упорством, – подумал он и даже развеселился. – Где-нибудь среди мутантов Филевской линии. Трехрукого и с крыльями за плечами».

– Спасибо тебе, – уже серьезно сказал он. – Не думай, что я не понимаю, как тебе со мной было трудно. Вот приду в себя окончательно, начну работать – и расплачусь с тобой за то, что ты для меня сделала.

Тут она вдруг всхлипнула.

– Как ты можешь? Расплачусь? После всего, что у нас было?

– Нет, я понимаю, что за твою заботу я твой должник навеки. – И тут до него дошло. – А что у нас было? – настороженно спросил он.

Она потупилась. «Значит, он и этого не помнит. Не помнит, как горячими руками вцепился ей в плечи, словно только она могла его спасти, как, целуя, упорно называл Машей». Слезы покатились по ее щекам.

– Ну, полно, не плачь, – утешал он девушку, а в голове крутилось почему-то: «После всего, что между нами было, я как честный человек должен…»

Она, наконец, успокоилась.

– Может, есть хочешь? – спросила неуверенно.

Есть ему не хотелось. Но он кивнул.

– Сейчас принесу, – она выбралась из палатки. Он смотрел ей вслед. Впервые за долгое время в голове прояснилось. И он вспомнил то, что так старался забыть.

Машу тошнило по утрам. И однажды он понял, в чем дело. Она ликовала. А он был вовсе не рад.

– Ты пойми, я не знаю, что от меня родится. Я столько раз ходил наверх. Я боюсь.

– Значит, ты не хочешь ребенка?

– Я не знаю. Просто боюсь.

Эти разговоры повторялись чуть ли не каждую ночь. И однажды она не выдержала. Пришла бледная, легла, отвернулась лицом к стене, дышала тяжело.

– Где ты была?

– Неважно. Я сделала все, как ты хотел. Ребенка не будет.

Он так и не узнал, к кому она обращалась. Может, к какой-нибудь знахарке. Врачи стали бы задавать вопросы, уговаривать. Такие у них были установки. Население метро и так неуклонно сокращалось.

Она умерла на следующий день. Он отнес ее наверх. Запалил огромный костер для нее, и с тех пор ему стало все равно, что с ним будет. Тогда он и начал есть эту отраву. И ему почти удалось забыть. А теперь, когда в мозгах прояснилось, – вспомнил. Лучше бы он не вспоминал. Лучше бы Ника не пыталась вытащить его из этого омута. Ведь как только разделаешься с одной бедой, тут же начинают терзать другие.

«Я виноват в том, что жена умерла. А теперь и эта девочка льнет ко мне. Хочет поймать в ту же ловушку. И все это кончится плохо – к гадалке не ходи. Она тоже захочет ребенка, а когда младенец родится мертвым или уродом, страдать будем мы оба. Я вообще больше не хочу ни к кому привязываться – это слишком больно. Смерть Маши меня почти доконала, еще одной такой потери я просто не выдержу. Почему жизнь так устроена, что едва к кому-нибудь привыкаешь, судьба тут же отнимает у тебя близкого человека? А в подземке жизнь человеческая вообще ничего не стоит, поэтому глупо прикипать душой к кому бы то ни было. Скольких я уже потерял? Сколько нитей, связывающих меня с жизнью, оборвалось? С едва знакомыми навек прощаться легче, с близкими – почти невыносимо. Значит, надо обходиться без привязанностей, не подпускать к себе никого. История не должна повториться. После всего, что у нас было, я как честный человек должен бежать от нее как можно скорее и как можно дальше для ее же пользы – чтобы не погубить и ее заодно. Я с собой-то не знаю, что делать – не хватало мне еще за эту дурочку отвечать».

Ему быстро удалось убедить Нику, что он уже почти поправился. Она следила за ним неотступно – хотела помешать ему принимать грибной порошок. Пока Сергей лежал в беспамятстве, обыскала его вещи и выкинула остатки «дури». Но он знал, где взять еще.

И однажды, ближе к вечеру, снова услал Нику к Оксе. Попросил еще трав – мол, те, что она принесла, помогают замечательно.

Ника вернулась только к утру. Знахарку она не застала – та куда-то отлучилась. А девушку вдруг будто толкнуло что-то – она заторопилась обратно. Распахнув полог палатки, Ника увидела только сладко посапывающую Мусю. Растолкала девчонку: