– Со мной никогда ничего такого не случалось. Я никогда в жизни не падала… – Она видела, с каким едва скрываемым восхищением ей улыбаются мужчины, окружавшие ее, и безотчетно выпрямилась в седле.

– Уверен, что это так. – Он тоже улыбался ей. – Однако ты могла бы оказаться в неприятном обществе. Здесь неподалеку логово разбойников, воров и изгоев. Вот почему жене графа всегда следует ехать с эскортом. А Сенидд поспевает за тобой верхом? – спросил он испытующе.

– Только тогда, когда я ему позволяю. – Она упрямо улыбнулась ему.

– А ты позволила ему тогда, когда переплывала пролив? – спросил он со скрытой усмешкой.

– Но ведь он спас мне жизнь. – Вспыхнув, она кивнула.

– Полагаю, что как-нибудь, Элейн, ты должна мне рассказать историю об этом великом плавании, но пока, думаю, ты должна мне пообещать держать Непобедимого в узде, – мягко проговорил он. – Сэр Уильям завещал его тебе, и, насколько я понимаю, это твой конь, но только если ты будешь медленно на нем ездить. Я хочу, чтобы ты мне обещала это. – Лицо его сделалось суровым.

– Обещаю. – Глаза Элейн сияли. Затем она нахмурилась. – А разве вы не хотите сами на нем ездить?

Он покачал головой.

– Я еще не оправился от болезни и не могу ездить быстро, Элейн. У меня немеют кости и ломит во всем теле, – смеясь, ответил он. – Но день ото дня мне все лучше, и полагаю, что моя жена недолго будет бросать мне вызов, обгоняя меня, обещаю тебе. Когда я поправлюсь, то одолжу у тебя Непобедимого и сам попробую его бег.

XI

Прошло много дней, пока огромный кортеж проехал через Англию, и день ото дня Ронвен становилась все грустнее. Ей не нравилась эта лесистая страна, лежащая под унылыми, вечно дождливыми небесами, как бы хороши ни были изгороди из боярышника, полные птичьего щебетания рощи и леса, которые они проезжали то здесь, то там по берегам широких, неспешно текущих рек и на равнинах центральной Англии. Время от времени им попадались невысокие холмы и небольшие аккуратные квадратики полей. Засаженные злаками полоски земли зеленели после недавних дождей. Вскоре они оставили вдалеке высокие горы Уэльса, а вместе с ними всякую надежду на возвращение домой. Они не получили ни слова в ответ от Эиниона – он не оставил им надежды и не объяснил, что же именно расстроило его планы освобождения Элейн. Ронвен часто поглядывала на Элейн, ехавшую на буланой кобыле в нескольких шагах за своим мужем, одетую по случаю ливня в плащ, и гадала, какие же мысли сейчас занимают ее дитя.

С каждым шагом путешествие все больше отдаляло их от родного дома, от земли предков; оно вело их к новой, незнакомой жизни. Всю дорогу Элейн молчала, лишь изредка бросая взгляд то направо, то налево, чтобы подметить ту или иную особенность пейзажа, открывавшегося по пути. Ее переполняло чувство безысходности, быстро сменившее первоначальное радостное возбуждение, с каким они отправились в путь. За те долгие дни, что она сидела в седле, пока они медленно, но неумолимо ехали на юг, а потом на восток, тяжкое бремя легло на ее хрупкие плечи, и у нее было время все обдумать. Ее неоступно преследовали образы, мучившие ее и прежде: красивое лицо сэра Уильяма в постели ее матери и печальная улыбка, с которой он шел на казнь. Знал ли он? Знал ли он о том, кто предал его?

Вновь и вновь она старалась не думать о том ужасе, силилась побороть чувства вины и раскаяния, переполнявшие ее. И вновь ей это не удавалось. Час за часом – или, быть может, так казалось Ронвен – лицо Элейн становилось все более измученным и бледным, а круги под ее глазами – все темнее.

XII

Замок Фозерингей. Июль 1230

– Я получил письмо от твоего отца. – Спустя три недели после приезда в Фозерингей[3]лорд Хантингтон позвал Элейн к себе.

У него был все еще усталый вид после долгого путешествия, но боль и страдание, которые он читал в глазах девочки, заботили его гораздо больше, чем ухудшение собственного здоровья. Ее лицо на миг озарилось, когда он упомянул об отце, и она с готовностью подошла к нему. В конце концов, ведь он так же скучает по ней, как и она по нему, и, должно быть, зовет ее вернуться домой. Вперив глаза в лицо мужа, Элейн ждала, что он вручит ей письмо, но он лишь помахал им в вытянутой руке. Оказалось, что в длинном послании нет ни известий для дочери Ливелина, ни каких-либо новостей из дома, о которых он мог бы рассказать ей. Кроме одной.

– Отец пишет, что твой брат Даффид вскоре возьмет в жены Изабеллу де Броуз, – сказал он после короткой паузы. – По-видимому, для этого брака нет никаких препятствий. Она только что приехала в Абер.

– Изабелла? – Казалось, новость поразила Элейн. – Я хотела бы побывать на ее свадьбе. – Где-то в глубине души у нее еще теплилась надежда, что отец смягчится и позволит ей приехать на свадьбу, о которой они с Изабеллой так долго мечтали и строили планы.

– Уверен, ты вскоре ее увидишь. – Вместо того чтобы передать письмо Элейн, лорд бросил его в ящик и запер на ключ, а затем с улыбкой повернулся к ней. – Ну как тебе нравится эта часть Англии? – спросил он.

– Очень нравится, милорд. – Она удрученно отвела глаза от ларца, в котором исчезло письмо, стараясь скрыть свое разочарование, и выдавила из себя скромную улыбку. До сих пор она так мало видела. Все время лили дожди, так что она не могла ездить верхом, но комнаты, в которых разместили ее, Ронвен и горничных, показались Элейн очень удобными и богато обставленными. Фозерингей, один из главных замков во владении дома Хантингтон, представлял собой большую каменную крепость, построенную на берегу реки Нин в Нортгемптоншире, стоявшую в обширных владениях графов: это были пойменные луга, чарующие просторы полей, болот и лесов. Вблизи стен замка была маленькая деревушка с церковью и клюнийским женским монастырем.

В Фозерингее было порядочное поместье, и вскоре хозяйственные дела вошли в свою обычную колею. Лорду Хантингтону принадлежали богатые поместья; хозяйство его превосходило владения его отца, но все это казалось странным и чуждым Элейн. Помимо присутствия Ронвен, единственным утешением для нее оставалось то, что ее муж пока не выказывал ни малейшего желания увлечь ее в постель. Ее комнаты располагались вдалеке от комнат лорда.

По его предложению она стала осматривать замок – иногда с горничными, иногда в обществе Лунед, а иногда одна. Она нашла путь к конюшне и к стенам замка, откуда открывался красивый вид на окрестности, наблюдала, как густой предрассветный туман парным молоком стелется по заливным лугам и из общей белизны едва заметно выделяются заросли ивняка и ольшаника. Элейн обследовала башни и жилые комнаты, застенчиво улыбаясь мужчинам и женщинам, встречавшимся ей, пока она заглядывала то на кухню, то в пекарню, то в пивоварню, то на склады, то на крепостные валы, то в часовню. Она вязала, читала и рассеянно играла в игры с Лунед, время от времени ездила верхом. Вестей из Абера больше не поступало; Элейн оказалась словно в другом мире.