Дик встал и принялся медленно курсировать от стены до стены. Потом остановился и уставился в окно на дорогу.

— Слушай, а почему ты вообще решил, что письмо отправил тебе Рабин? — спросил он через минуту.

— А кто? Кому еще придет в голову посылать мне письмо с книгой Рабина и адресом, где проходит его лекция? Кому это еще может быть нужно?! Да, кстати, мне же еще по телефону звонили! — вспомнил я. — Девушка-компьютер оповестила, что, мол, надо мне побывать на этой лекции. Кто еще, если не Рабин? Наконец, они же избили меня и вот какую устроили антрепризу — наркотики, больница, полиция. Зачем им это нужно, если они ни при чем?

— Они-то причем… — тихо, словно разговаривая сам с собою, сказал Дик. — Только вот письмо это, посылку, не Рабин прислал. Тебя хотели о чем-то предупредить.

— Как не Рабин? — чуть не подпрыгнул я, даже не расслышав последних слов Дика. — А кто?!

— Это мы узнаем только в Милане.

— В Милане?!

По дороге в Милан братья Медичи оставили Панчифику в монастыре святого Иоанна. Он находился на границе Сиены и Миланского герцогства в стороне от больших, оживленных дорог. По совести, эту старую, наполовину ушедшую в землю римскую фортецию, переделанную под монастырь, вообще трудно было принять за обитаемую. Внешний вид ее обветшалых стен и башен наводил уныние. Но это впечатление было обманчивым. Внутри старых стен из тесаного камня монахи устроили теплые деревянные жилища на деревенский манер. Получился как бы дом в доме.

Настоятелем там был дядя братьев — Джулио Медичи, коренастый, толстощекий, с глазами-бусинами.

— Помнишь, в детстве мы звали его домовой мышью? — веселился Джованни, пихая под бок мрачного как туча Пьетро.

Дядя Джулио и правда напоминал толстую старую мышь. Прежде всего своей суетливой домовитостью и пугливостью.

Он оказал беглецам радушный прием.

— Я так рад видеть тебя, Джованни, — улыбался он, лично наливая племяннику-кардиналу вино.

Однако при всем желании дяде Джулио не удалось скрыть страшной тревоги. Руки его тряслись, а пот то и дело выступал на лбу мелкими блестящими каплями. Ему до смерти хотелось знать причину, по которой о нем вдруг вспомнили.

Наконец Джованни изложил свою просьбу.

— Дядя, я хотел бы ненадолго укрыть здесь одну женщину и надеюсь на вашу помощь, — сказал ему Джованни. — Пожалуйста, следите строго, чтобы ее не видел никто из посторонних… нет, лучше, чтобы ее вообще никто не видел, кроме одного прислужника, которому вы всецело доверяете. Никому не позволяйте с ней говорить. Кстати, то, что она здесь находится, тоже лучше сохранить в секрете. Она — личный враг делла Ровере.

— Железного кардинала? — от ужаса дядя Джулио чуть не разбил державший в руке кувшин с вином.

Джованни этого будто и не заметил.

— Да. И еще. Конечно, это вряд ли случится, но все же… Если ее будут искать… Найди способ вывести ее за ворота и спрятать в деревне. Эту девушку мы должны обязательно сохранить — живой и невредимой.

— Хорошо, Джованни… ваше преосвященство.

Дядя Джулио согласился, хотя было видно, что все это ему не по нутру. Но он был многим обязан своему племяннику-кардиналу, поэтому не мог отказать. Особенно после того, как за Джованни проголосовала почти половина конклава и он неожиданно стал реальным претендентом на папский престол.

Выехав за ворота монастыря, Джованни обратился к Пьетро и Джулиано:

— На его родственную совесть я не очень-то надеюсь. Так что пусть лучше боится попасть в еще большую немилость к делла Ровере. Теперь, когда несчастный Пикколомини преставился, думаю, нашему ревнителю веры уже ничто не помешает занять папский престол. Вот было бы смеху, если бы старичок Пий протянул не двадцать дней, а лет восемь-десять!

Джованни затрясся от мелкого истеричного смеха, а у Пьетро сжались челюсти. Его брат, имевший после предыдущего конклава все шансы на папский престол, палец о палец не ударил, чтобы продолжить борьбу с делла Ровере. Одно успокаивало Пьетро — Панчифика, их последняя надежда на восстановление былого могущества Медичи, теперь, после помещения ее в монастыре святого Иоанна, была в относительной безопасности.

Оставив Панчифику, или, как он ее звал, — Конди, Джулиано был молчалив и, казалось, даже раздавлен.

* * *

Через двадцать дней после своего избрания «Компромиссный папа» Пий III тихо скончался, сидя в кресле во время мессы. Теперь уже ничто не мешало избранию делла Ровере. Кардинал Джованни Медичи бежал к французскому королю в Милан.

«Железный кардинал» стал «железным папой» Юлием II.

Чезаре узнал об этом, укрепляя Монтефельтро. Он предвидел такое развитие событий, но не ожидал, что развязка наступит так скоро.

— Ваша светлость, — подбежал паж и подал конверт, — срочное письмо. Из Милана от кардинала Джованни.

Чезаре так резко схватил письмо, что едва не разорвал его.

От Джованни Медичи пришли плохие новости. Папа готовится в поход против Чезаре и собирает армию. Поведет ее Паолино Колонна, один из злейший врагов Чезаре. В случае победы ему обещан титул герцога Урбинского. Скоро он будет готов выступить.

«Ты спас мне жизнь, Чезаре, и я твой должник, — писал Джованни, — поэтому прошу тебя — приезжай в Милан. Здесь ты под защитой французского короля. Делла Ровере не посмеет напасть на Людовика. Заклинаю тебя, Чезаре, прими нашу помощь. Пьетро встретит тебя у переправы Форли…»

Интуиция никогда не подводила Чезаре. Кардинал Джованни — разгильдяй и весельчак, в сущности не злой любитель скабрезных пьесок и стихов. Кроме того, он баловень судьбы, которому все сходит с рук. Зачем он вступается сейчас за Чезаре?

— Вы правда спасли его? — с усмешкой спросил Гонзалес, прочитав письмо, переданное ему хозяином.

Это он напрасно ждал Панчифику и Джулиано у переправы.

— Я не уверен, что он так думает, — загадочно ответил Чезаре. — Впрочем, его положение сейчас не назовешь отрадным. Биббиена собрал ему такое число сторонников на конклаве, что делла Ровере теперь просто не может не считать его своим врагом…

Когда на конклаве после смерти Александра VI огласили результаты голосования, «Железный кардинал» пришел в такое бешенство, что у него случился приступ печени. Он пожелтел и вспотел. Делла Ровере меньше всего ожидал, что у него будет соперник. А что этим соперником станет кардинал Медичи, даже представить себе не мог!

— Биббиена? — переспросил Гонзалес. — Кто это?

— Intimo secretary, — задумчиво протянул Чезаре, снова вернувшись к карте, — состоит при кардинале Медичи в качестве личного секретаря и казначея. Однако кроме сводничества, составления и переписывания бумаг… — он стал измерять расстояние от опушки леса до берега Ронко, -…занимается всем, чем вообще-то надлежало заниматься самому Джованни.