Сумио, точно нехотя, сухо ответил ей:

– Мы пока не знаем подробностей. Но мы нашли ее на дне ущелья под этой горой.

– Это… несчастный случай? – дрожащим голосом спросила Асэби.

Дворец Окагу построили между острыми горными пиками и сделали все для того, чтобы обеспечить безопасность живущих здесь дам, но со стороны во множестве мест виднелись обрывы и голая поверхность скал. Если оступиться в таких местах, легко было упасть.

Последовал крайне туманный ответ: Сумио сказал лишь, что пока идет расследование, но уже это давало понять, что в смерти Самомо было что-то подозрительное.

Потом Сумио еще рассказал, что девушка лежала, завернутая в алое кимоно. Ее останки брат уже увез домой, так что близкие подруги не смогут увидеть ее тело.

– Возможно, мы еще расспросим вас, так что прошу вашего содействия.

Под взглядом Сумио Такимото вышла из-за занавеса:

– Мы все поняли. Доверьте мне заняться сбором информации.

– Прошу вас. – Низко поклонившись в ответ на слова Такимото, Сумио покинул дворец.

* * *

– Стой! – крикнула Асэби в спину уходящему Сумио.

Он уже вышел из ворот Межсезонья и собирался взлететь с площадки. Сумио удивленно оглянулся и по нарядному одеянию понял, что перед ним не просто придворная дама. Он внимательно посмотрел на Асэби, но, подчиняясь гневному окрику Укоги, поспешно опустил глаза.

– Госпожа из Весеннего павильона? Вы что-то от меня хотели?

– Мы с Самомо были близкими подругами. Это правда?..

Она не сумела договорить. Слезы душили ее, и слова прервались, но Сумио, закусив губу, кивнул:

– Мне очень жаль. Мои искренние соболезнования.

– Но как же это… почему?

Ее скрутило. Она почти упала в руки подскочившей с криком Укоги и уцепилась за даму-нёбо.

– Девчонка, наверное, оступилась, когда ходила куда-то по чьему-то поручению?

– Этого мы пока не знаем. Ямаути-сю сейчас выясняют, было ли это несчастным случаем.

Услышав этот уклончивый ответ, Укоги прищурилась:

– То есть столкнули ее или нет? Значит, есть вероятность того, что она прыгнула сама?

– Поэтому я и говорю: пока неясно.

– Но она была славной, доброй девушкой. Вряд ли Самомо могла причинить себе вред. Да и ненавидеть ее было некому. Пожалуйста, не говорите такие страшные вещи.

У Асэби невольно полились слезы. Ей вспоминалось только приветливое, улыбающееся лицо девушки, которая согласилась ей помочь.

Сумио запрыгнул на перила и поклонился Асэби.

– Госпожа из Весенних покоев, Ямаути-сю под руководством молодого господина направили все усилия на выяснение обстоятельств. Я тоже приложу все силы, чтобы в следующий раз порадовать вас приятными новостями. А теперь прошу меня извинить. – И он перекувырнулся, обернулся птицей и улетел.

Асэби смотрела ему вслед, и тут ей на спину легла обессиленная рука.

– Сестрица… Почему?..

Фудзинами глядела вслед Сумио пустыми глазами, и Асэби снова залилась слезами.

– Госпожа Фудзинами!

– За что? Почему это произошло? Почему Самомо умерла? – Фудзинами, словно нехотя, медленно качала головой из стороны в сторону. – Кто бы мог подумать, что такое случится. Самомо… Ну почему Самомо?..

Повторяя это, Фудзинами, казалось, вот-вот потеряет сознание. Асэби поспешно подхватила ее.

– Держитесь, госпожа Фудзинами!

– Как же это, сестрица! Самомо! Самомо погибла! – Фудзинами дрожала мелкой дрожью, и глаза ее наполнялись слезами. – Почему? За что? Почему Самомо умерла? Не надо было мне брать ее в придворные дамы, ничего бы не случилось!

Фудзинами разрыдалась, и Асэби, держа ее в объятиях, почувствовала, как ее тело тоже дрожит от горя.

– Пожалуйста, не говорите так, госпожа Фудзинами! Если бы Самомо это услышала, она бы тоже опечалилась! Ничего, держитесь, – повторяла она. – Ямаути-сю наверняка все выяснят. Наверняка была какая-то причина.

Услышав это, Фудзинами сжала губы.

– Все будет хорошо, – повторяла Асэби, расправляя плечи и стараясь, чтобы ее слова звучали уверенно.

* * *

– Самомо либо убили, либо она покончила с собой, – внезапно заговорила Тя-но-хана из Зимнего павильона.

После того как придворные дамы из Весеннего павильона увели Фудзинами, оставшиеся сидели, искоса поглядывая друг на друга. Изредка вдруг снова, будто вспомнив что-то, всхлипывал кто-то из молодых придворных дам – наверное, подруги Самомо. В печальной атмосфере слова Тя-но-ханы прозвучали неуместно, но никто не сделал ей замечания.

– Не хочется признавать, но это самое удобное объяснение, – со вздохом согласилась с Тя-но-ханой Кикуно. – Иначе зачем бы гвардейцу приходить к нам? Сообщить о происшествии мог бы и паж.

– Может быть, они что-то подозревают? Госпожа Карамуси?

У всех еще было свежо в памяти то, как Карамуси требовала строгого наказания для пробравшейся в Осенний павильон Самомо. При словах Тя-но-ханы все посмотрели на Карамуси.

– Что за глупости?!

Карамуси только сдвинула брови так, что на лбу образовалась морщинка, но ее опередила Хамаю:

– То дело мы разрешили! Карамуси грубая, но не дура. С чего бы она вдруг снова вспомнила про тот случай, да еще и совершила бы такое злодеяние? Правда?

Хамаю обратилась к Карамуси, и та неохотно кивнула:

– Какая мне выгода от того, чтобы еще раз ее наказать? Я не совершаю бессмысленных действий.

Тя-но-хана заговорила было снова, но Такимото хлопнула в ладоши и не дала ей ничего сказать.

– Пожалуйста, прекратите! Бесполезно строить догадки. Мы так договоримся до каких-нибудь глупостей и обвиним кого-нибудь на основе одних наших предположений.

– Думаю, это вовсе не догадки. Ведь госпожа Такимото тоже причастна к случившемуся с Самомо!

Такимото помрачнела и бросила сердитый взгляд на Тя-но-хану:

– Что вы хотите сказать?

– Ведь Самомо – дама из дома Сокэ. Опыта мало, вела себя вызывающе, приличного для придворной дамы образования не получила.

– Если вы хотите сказать, что это дело рук ворона-таю, о котором изволила говорить Госпожа в лиловом… – Внезапные слова осадили Тя-но-хану, которая явно собиралась начать ссору. Голос Сиратамы прозвучал как колокольчик, и Такимото с Тя-но-ханой замолчали. – Подозрительнее всех выглядит госпожа Асэби из Весеннего павильона, разве не так?

Асэби, которая входила в комнату, поддерживая Фудзинами, широко раскрыла глаза. Под взглядами дам она застыла.

– Что?! Что вы такое говорите?!