— А чего у нас, инвалидов-участников Октябрьской революции, что ли много в городе? — крикнула в подсобку директор магазина «Чайка». — Пандусы велено для них сколачивать.

— Да вроде померли все, — ответил из подсобки грузчик. — Но, видать, пришел час отдать долг памяти.

Заведующая вздохнула и постучала по груди накладными:

— Надо делать. Все ж таки, если б не они, отцы и деды наши, шиш бы я колбасу под прилавком имела. Шиш бы мне гречку-ядрицу и ликер «Абу-Симбел» дали. Делала бы сейчас план при царизме лавровым листом да маргарином!

— У нас вроде и инвалидов в городе нет, — удивлялись в магазине райпо «Теремок». — Гавриловна! Инвалиды к нам в магазин ездиют?

— А я тебе не инвалид, что ли? — с вызовом гаркнул из торгового зала однобезногий льготник Феоктист Тетюев. — Нашла здорового!

— Людей с ограниченными возможностями очень много, — принялась заверять Любовь. — Просто они не могут из дома выбраться, в магазины заехать — кругом ступеньки, лестницы. И получается замкнутый круг: инвалиды сидят по домам, потому что город для них не приспособлен, а в городе ничего не делается для удобства колясочников, потому что их вроде бы и нет.

— Гавриловна! — заорал Феоктист Тетюев. — Нас много!

— Тьфу, леший надавал! — вскинулась Гавриловна. — Чего орешь?

— Чтоб завтрева спандус сделала! А не то я в комитет советских женщин Терешковой напишу!

— Слыхали? — передавали директора магазинов друг другу. — Веленность к ноябрьским лестницы все горками сделать, чтоб, значит, Терешковой легче было подниматься, чтоб как в космосе. Терешкова к нам едет!

— Ну?! Это почто?

— При чем тут Терешкова? — морщился заведующий аптекой Ефим Наумович Казачинский. — Это все план пандусикации всей страны.

— Бандусикации? — скреб между пальцами, там у него была экзема, заочник кооперативного техникума, заведующий магазином «Электротовары». — А транспарант? Транспарант вывешивать?

— А вы как думали? Какие ноябрьские без повешения? Это ж вам не Новый год. «Коммунизм — есть советская власть, плюс бандусикация всей страны», — меленько, вроде как шутил, но с намеком смеялся Ефим Наумович.

— Опять месячник высокой культуры обслуживания? — предположила директор магазина «Ткани» товароведу. — Надоели эти месячники.

— Совсем уж там с ума посходили! — с чувством согласилась товаровед. — Скоро круглый год высокую культуру обслуживания требовать будут.

— Я понимаю в мебельном съезд с крыльца сделать, — шумела директор, — а у нас что скатывать? Трикотин?

Товаровед громко смеялась шутке. Именно трикотин она натягивала на деревянный метр весь последний месяц, отмеряя его в подсобке уважаемым женщинам города. Каждое натягивание на щербатый эталон длины давало товароведу пять сантиметров ткани в собственный карман. Это было очень приятно, ведь трикотин стоил тридцать рублей за метр, а одна только Зинаида Петровна Каллипигова взяла два отреза по три метра. Простые женщины покупали ситец и штапель. Его натягивание давало копеечную выгоду, поэтому простых женщин товаровед презирала. Тот факт, что покупательниц ситца в подсобки, где хранились трикотин и турецкий тюль, не пускали, товароведа с мысли не сбивал.

— Трикотин скатывать, ха-ха, — весь следующий день тревожно заливалась смехом товаровед, указывая плотнику деревянным метром, как положить доски на крыльцо.

— Я все-таки не пойму, — размышляла в торговом зале магазина «Теремок» заведующая Гавриловна. — Почто Терешковой мостки на лестницу настилать?

— Пулемет закатывать! — гаркнул однобезногий инвалид Феоктист Тетюев, поджидавший возле прилавка, когда выгрузят портвейн. — Орудие к бою!

Гавриловна вздрогнула.

— Прикрой, атакую! — вошел в раж Феоктист Тетюев.

— Я вот те милицию сейчас вызову! — пригрозила Гавриловна.

— Орудие, по милиции прямой наводкой! — шумел Феоктист Тетюев.

В три часа ночи в квартире Каллипигова раздался телефонный звонок.

— Спишь, товарищ Каллипигов? — строго спросил голос начальника районного отдела комитета государственной безопасности товарища Преданного.

Имени самого товарища Преданного, а так же его батюшки не знал никто, даже молодая супруга Анжелика — в целях повышенной конспирации.

— Не сплю, — почему-то соврал Каллипигов.

— В курсе, значит, уже? — произнес Преданный.

— В курсе, — на всякий случай вновь соврал Каллипигов.

— И что думаешь делать?

— Отдать себя без остатка идее, вплоть до способности в любой миг пожертвовать за нее жизнь, — со сна доложил Каллипигов.

— Ну партбилет ты всегда на стол положить успеешь, — по-товарищески сказал Преданный. — Что ты в данной ситуации делать собираешься?

— Бюро собрать.

— Мысль! — согласился Преданный. — И перед лицом…

— Перед твой в данный момент никого не интересует. Тут не до моральной нечистоплотности, твоей и…

— И Ларисы, — понизив голос, признался Каллипигов, покосившись на постанывающую во сне Зинаиду Петровну.

— Я так думаю, ломать все срочно надо, — голос Преданного был тверд. — Причем до начала рабочего дня успеть.

— До утра не успеть, — на всякий случай сказал Каллипигов. — Как ни как, семьдесят лет строили.

— Ты мне эти аллегории брось! Бандусикация у тебя семьдесят лет, что ли, висит? Вчера еще не было.

— Где не было? — уточнил Каллипигов.

— На «Электротоварах». Ты в городе, что ли, отсутствовал? — догадался Преданный.

— Отсутствовал, — обрадовался Каллипигов. — В район ездил. В связи с…

— Так ты не в курсе, что тут без тебя творится?

— Без меня! — у Каллипигова отлегло от сердца: если что, его в городе не было. — Слушай, буквально на день, в смысле на неделю отъехал, и тут такое! Какое, кстати?

— Такое! — накатом понес Преданный. — Брустверы по всему городу настроены. Для орудий. На милицию пулемет запланирован. К каждому магазину накат возведен. Буквально у каждого крыльца — свежий съезд.

— И о чем митингуют на съездах? Что требуют? Мое имя упоминается?

— Твое — нет. Но твоей матери неоднократно. И все это в тот момент, когда в город едет делегация из Москвы во главе с первой женщиной-космонавтом Терешковой!

— Уже известно, кто эти сволочи?

— В делегации?

— Да нет, затеял антисоветскую деятельность — кто?

— Некто Любовь Зефирова и Феоктист Тетюев.

— Кто такая, Зефирова? — задумался Каллипигов.

— Сопля безногая, — раздраженно бросил Преданный.

— Народ, однако, за собой повела, — раздумчиво произнес Каллипигов. — Вот что. Весь этот коммунизм плюс бандификацию срочно удаляем, брустверы ломаем, Зефирову — на бюро. У тебя, кстати, товарищ Преданный, средства индивидуальной личной защиты наготове?