Но додумать не получается. Андрейка кричит с балкона:

– Мам! На сколько дней мы едем? Надолго?

– На неделю!

– Спасибо, мамулечка! Ура! Соня, мы летим к крестной!

– Поздравляю, Андреа, – откликается Соня, знающая, как и все в доме, что мальчик обожает бывать в Провансе у своей крестной матери.

Марио улетел в Штаты. Что-то там свое отстаивает. Спасает бизнес. Там дела идут не очень хорошо. Крутится, переживает, старается. Свете временами ужасно его жалко. Зачем это постоянное преумножение? Все же есть. Хватит и на их жизнь, и Андрейке достанется. Но тут другие соображения. Не соображения даже – охотничий азарт. Погоня за прибылью – это же та еще охота. Адреналин так и прет. Никакие советы жены не помогут, если человек видит в бизнесе смысл существования.

Зато и Света с Андрейкой отведут душу в особенном месте. Правда, они гостили у Инки совсем недавно. Соскучиться еще не успели. Но у Светы появились свои причины. Странные и необъяснимые. Видимо, мало проблем в ее жизни. Объективно – мало. И мозг придумывает что-то свое, чтобы немножко подгорчить ей пребывание в привычных райских кущах. Другого толкования у нее самой нет.

Ей просто кажется в последнее время, что кто-то чужой постоянно смотрит ей в спину. Совершенно дурацкое детское ощущение: ты идешь, а за тобой неслышно тащится жуткое темное чудо-юдо, бесформенное, лохматое, страшное до невозможности. Вот сейчас ты его подловишь, перехитришь. Надо только очень быстро (очень-очень-очень!) повернуться и посмотреть. Ррраз! И – ничего! Пустота! Но это совсем не потому, что чудовище придумала она сама, ничего подобного. Это потому, что, когда она смотрит назад, страшила, обладающий фантастической подвижностью, оказывается в сотые доли секунды впереди, а не сзади! А ну-ка, быстро смотри вперед! Но куда там! Оно уже опять позади!

Так можно себя раскрутить на такой дичайший ужас, что пускаешься бежать домой, сломя голову, слыша даже, как поспевает за тобой твой собственный страх, как он пыхтит, отдувается, шлепается оземь, поднимается, бежит, настигает. Интересная, конечно, игра с самой собой. Особенно если в глубине души прекрасно понимаешь, что никого за тобой нет, никто тебя не преследует.

Ну, детство золотое на то и детство, чтоб витать в облаках собственных фантазий. В детстве ты ни за что не отвечаешь. Даже за себя. Поэтому можешь себе позволить. Но сейчас… Вот она, вполне взрослая, ответственная, более чем здравомыслящая и рациональная мать семейства, как в далеком московском детстве, часто чувствует на себе взгляд. Спиной чувствует, лопатками. Пристальный неравнодушный взгляд.

Это что? Паранойя? Но, говорят, параноики получают свой недуг по наследству. Или если упорно балуются наркотиками, алкоголем. В ее же «истории болезни» нет ни того, ни другого, ни третьего…

Что еще интересно? Дома это чувство чужого взгляда полностью проходит. Хотя дом – огромный, с коридорами, нишами, затаенными углами. Там-то бы и разгуляться! Но – ничего подобного. Даже если звать свои страхи, приглашать:

– Ну, давай! Вот сейчас! Вот – я даже свет гашу! Давай-давай! Пугай же! Ну!

По нулям!

И в саду – никаких неприятных ощущений. Даже если ночью и совсем одна. Она пробовала специально. Долго гуляла по саду в темноте, напугав Соню, принявшую ее за привидение.

А в общественных местах: в магазинах, на улицах, в кафе – появляется это гадкое чувство преследования. Может быть, у нее болезнь развивается, связанная с посещением общественных мест? Они как раз с Инкой об этом говорили в последнюю встречу.

Светка умоляла подругу хоть раз навестить их в миланском доме, поехали бы вместе на Комо, поплыли бы на кораблике… Размечталась, в общем. Инка обещала как-нибудь попробовать. Со временем. И сама же рассказала про собственные подозрения насчет своего состояния: ей неприятно думать о посещении чужих мест, открытых пространств, площадей. Не хочется попадать в толпу людей, не хочется встречаться глазами с чужими.

– Это называется «агорафобия», я читала, – резюмировала Инка.

– Ты прям вот так вот уверена? – расстроилась Светка, хотя прекрасно понимала, что Инкино сидение на одном месте в течение долгих лет есть не что иное, как результат той самой давнишней эмоциональной травмы в родном аэропорту.

– Я просто стараюсь об этом не думать. И не пробую. Мне тут хорошо. Я спокойна, часто – счастлива. Тут – мой мир. И я вижу только тех, кого хочу и рада видеть. А с теми, кого видеть не стремлюсь, переписываюсь в Сети. Удобно, дешево, практично.

Это точно. Против факта такого удобства не попрешь. Но… Как-то все это не очень жизненно все же. Хотя… Что под жизнью понимать.

Если ночные звезды Прованса, стрекотание цикад, стрекозы, запахи горных трав и лаванды не жизнь, то что тогда – жизнь? Дикий виноград, ручей, пчелы, гудящие басом над цветами… Сосны, платаны… Горы на горизонте. Закаты и рассветы, каждый из которых неповторим. Во всем этом нашла счастье и покой ее подруга. Разве этого мало? Немало. Но не хватает чего-то очень важного. Впрочем, зачем задевать болевые точки… Лучше радоваться тому, что есть. Полного счастья не бывает.

Но именно после того визита и того разговора у Светки и стало возникать это мерзкое чувство чужого пристального взгляда. Говорят же, что психические расстройства – штука заразная. Психиатры вон сами психи еще те! Может, Светка настолько впечатлилась после той тревожной беседы, что теперь пошло-поехало. Иногда даже в последние дни до того доходило, что ей хотелось крикнуть в пространство:

– Эй! Что тебе надо-то? Подойди, поговорим!

Останавливало одно: никто не подойдет, а за чокнутую примут точно. Их в Милане полно, чокнутых. Как и во всем мире. Обкуренные, обколотые, просто одинокие…

Она недавно в парфюмерном магазине видела сидящую на полу девушку, с идиотской ухмылкой и хихиканьями разговаривавшую с духами на нижней полке. Она, кстати, им такое говорила! Одни непристойности. Предлагала одному флакону потрахаться с другим. Расписывала, как это будет. Советовала, какую позу принять. Все благопристойные дамы заводили глазки к потолку и старались обойти место «спектакля» стороной.

Так же и на Светку посмотрят, если она примется орать в пустоту.

Потому-то Света и решила снова полететь к подруге, передохнуть, посмотреть, что будет происходить с ней в Провансе. Исчезнет это ощущение или нет? Тем более Андрейке такие посещения только на пользу. Нигде столько не говорил он по-русски, причем обо всем на свете, как в гостях у обожаемой крестной.

Инна теперь – известная детская писательница, пишущая по-французски, под псевдонимом. Наверное, мало кто поверил бы, что родной язык любимого автора добрых сказок вовсе не французский.

На русском Инна пишет стихи, рассказы, но не публикует их.

В ответ на настоятельные предложения Светы показать все в Москве издателям она опускает глаза и тихо отказывается:

– Потом.