Когда Тосечка закончила читать, комната наполнилась абсолютной тишиной. Все были ошеломлены силой ее стихов, а главное – ошеломлены тем, что у Тоси, видимо, тоже была личная жизнь, и что она, судя по всему, была далеко не благополучной.

Галька шепотом спросила:

– А че это за «нормы» такие?

Аллочка сказала:

– Норны – это, кажется, что-то из германо-скандинавской мифологии?

Однако Галька прорыдала недолго. Оправившись от навеянных Тосечкиными стихами переживаний, она в скором времени возобновила свое «нападение» на Аллу, начав с привычных слов: – Ну чего вот в вашей Голландии такого хорошего? Вот смотрю я на тебя, на куртенку твою кургузую и не понимаю – если у вас все так хорошо, отчего ж ты в норковых шубах и бриллиантах не ходишь?!

Аллочка не любила типично русские гуляния, где под конец все напивались и в завершение пиршества били друг другу морды. Она с разочарованием заметила, что организованный Валечкой вечер постепенно принимает именно такие формы. Не ожидая уже того, что вечеринка будет протекать в мирном русле, она решила не пытаться больше упражняться в дипломатии, а поставить перепившую сотрапезницу на место. Вызывающе посмотрев на Гальку, она расхохоталась ей в лицо:

– Хотела бы я пройтись, скажем, по Гааге в норковой шубе! Отбиваясь от презрительных взглядов, баллончиков с краской и гринписовских активистов… В Европе не принято носить на себе мех. Современные технологии произвели на свет массу синтетических материалов. А поэтому носить на себе шкуры невинно убиенных зверушек без особой для этого надобности считается как минимум дурным тоном. Теперь про драгоценности. Бриллианты ваши в Европе знаете, как называют? – Аллочка выдержала паузу и, не дождавшись ответов и догадок, выпалила: – Протезами личности!

Галька насупилась. Открыла было рот для очередной реплики, но тут в обсуждение неожиданно для всех включилась Тося:

– А я очень хорошо это понимаю. Вы знаете, меня, например, тошнит от этих расфуфыренных жен наших «новых русских». Меня просто воротит от всего этого антуража, нацеленного только на одно – доказать всем, что жизнь удалась. Цельный и уравновешенный человек не имеет потребности кому-либо что-либо доказывать. А эти из кожи вон лезут, чтобы выпендриться. Для этого надо греметь побрякушками, шуршать мехом, перечислять страны, в которых успел побывать. И делать это надо как бы невзначай, небрежно упомянув в разговоре, что погода на Лазурном Берегу в этом году была плохая, а австрийские горнолыжные подъемники тебе нравятся больше, чем французские. Ведь так хочется быть особенным. А это так трудно, когда ты обыкновенный, и когда у тебя нет ни внутреннего мира, ни духовных ценностей. Вот и заботишься обо всей этой бутафории, чтобы никто не догадался, что ты – ничтожество. И чем громче ты кричишь о своем благополучии, тем больше твое настоящее убожество и неуверенность в себе.

– А может быть, ты им просто завидуешь? – ляпнула распаленная дискуссией Галька. Сказав это, она вдруг испугалась – ведь она, сама того не желая, вдруг бросила вызов своей обожаемой Тосечке. Все остальные тоже не рассчитывали на такой поворот в разговоре и напряженно затихли в ожидании ссоры.

Вопреки опасениям подруг, Тосечка спокойно ответила на ее вопрос:

– А ты завидуешь инвалидам? Мне понравилась метафора с протезами. Протез компенсирует отсутствие части тела, будь то зуб, глаз или конечность. Вся эта карнавальная бриллиантово-меховая мишура является компенсацией за мородбои и измены мужей, за проститутскую жизненную философию. Вот и парятся эти бедняги всю жизнь из-за того, какой марки и коллекции у них блузка и сколько карат на ком висит. Чтобы завидовать таким людям, нужно стремиться жить как они, для этого нужно серьезно относиться к тому, что думают все эти маруси. Для этого нужно верить в то, что жизнь удалась тогда, когда тебя накормили лобстером в ресторане или надели на тебя то, что только что навязали средства массовой информации. Завидовать им – значит, быть существом, у которого хорошо работают только обоняние, осязание и пищеварение. А настоящий человек должен уметь намного больше, чем нюхать, трогать и переваривать.

– Но постой, Тось, – вставила Валечка реплику, – зачем же так перегибать? Материальные ценности не так уж и плохи. В Союзе людям долго запрещали стремиться к росту благосостояния, и это завело целую страну в тупик. Чего хорошего в том, когда все общее, все равны, бедны и ничто никому не принадлежит? Ты что, против денег?

– Я не против денег. Я против разжалования людей в вешалки для одежды и бижутерии. Я ненавижу нищету. Я в ней выросла. И речь не о том, что у кого-то много денег, а о том, на что он хотел бы их потратить, и что ему это даст в конечном итоге.

– А на что бы хотела потратить деньги ты? – робко, но с неподдельным любопытством спросила Галька.

– На хороший музыкальный инструмент. Да. Хотелось бы иметь свой «Стейнвей» или «Блютнер». И оборудование. Свою студию с хорошим синтезатором и всякими «примочками». Хочу сочинять партитуры и пробовать их озвучание на хорошей технике. Деньги могут очень многое упростить в жизни – их можно инвестировать в предметы и услуги, необходимые для осуществления твоих целей и планов. Важно только, чтобы цели и планы действительно существовали в твоей голове. Их на деньги не купишь. Также как на деньги не купишь счастье.

– А что такое, по-твоему, счастье? – спросила Валечка.

– Ты знаешь, я много думала об этом. Мы часто живем, вспоминая прошлое или строя планы на будущее… И редко получается у нас «жить сейчас»… Музыка – это для меня «счастье сейчас»… И в этом счастье я буквально растворяюсь.

– Ну не все же музыканты, как ты.

– А я не только о музыке говорю. У каждого есть свой дар. Каждый способен творить. И под творчеством я понимаю не только служение искусству. Можно творчески выращивать цветы или создавать свое дело. Созидать, короче, надо, а не вешать на себя всякое дерьмо. Счастье – в творчестве, в деятельности, в движении мыслей, в стопроцентной уверенности в том, что ты делаешь. Нужно только прислушаться к себе, как следует, и разбудить спящие в тебе таланты и стремления. К сожалению, многие из нас разучились слушать себя. Разучились нормально развиваться. Отвыкли от Эволюции. Россия – страна РЕволюций. Все происходит внезапно, сразу и в большом количестве. Неважно, готовы ли к этому твоя психика, ум, духовная организация. И поэтому, если на какую-нибудь глухую и слепую клушу вдруг свалятся деньги, потому что вдруг стал хорошо зарабатывать муж, или, откуда ни возьмись, объявился богатый заграничный родственник, она, не зная, что с этим делать, будет истерично вешать на себя украшения и жадно жрать устриц, чтобы выкакать их потом в золотой унитаз. «Жрать» – это очень подходящее слово для этой темы. Если сравнить трату денег с приемом пищи, то можно будет заметить, что одни люди принимают пищу нормально, соблюдая правила этикета, правильно пользуясь столовыми приборами, а другие жрут, безобразно чавкая, зажимая вилку в кулаке, икая и срыгивая. «Жрать» – это жизненная философия этих моральных уродов и их подруг. И в этом будет смысл их бытия. А потом они очень удивятся, когда через пару лет их настигнет кризис. Он рано или поздно обязательно настигает каждого, кто живет предметами и ради предметов, не думая о том, что происходит с башкой или психикой. По плоти живет, а не по душе… Мне жаль таких людей. «Из грязи в князи» – самая безобразная форма восхождения по сословной лестнице. Вот почему в нашей стране вся эта бриллиантово-меховая лихорадка проходит в таком особо изощренном виде. И никто не понимает, как же это на самом деле ужасно, пытаться жить взахлеб. Пытаться нажраться сегодня, потому что завтра тебя может подстрелить или похитить какой-нибудь конкурент. Это ужасно, когда совсем нет будущего. Да и прошлое у многих из этих «нуворишей» такое, что не вспомнишь без стыда и ужаса. И они пытаются заглушить страх и стыд всем этим фейерверком из устриц, шмоток и прочего говна. Я боюсь, что с годами весь этот декаданс будет принимать все более извращенные формы. Лет через десять-двадцать они, наверное, будут строить себе барочные дворцы и летать на частных самолетах, не думая об озоновых дырах и о засорении экологии.