— А что мне? — взглянул султан на жену.

— Я все думаю о твоем большом гареме, — колеблясь, сказала Роксолана.

— Я тоже думаю о нем, — неожиданно признался султан. — Большой он, это правда, надо бы хотя бы половину распустить.

— Если говоришь о половине, тогда мое мнение — я бы их всех распустила на все четыре стороны. Пусть развлекаются молодые, а тебе, господин, не стоит этого делать.

Сулейман все пыхтел и молчал.

— Такой турецкий закон, — наконец сказал он, — и сам Аллах разрешает важным чинам это… для отдыха, как бы в раю.

— Гм… Аллах благословляет одну пару, так написано в Коране, — и султанша ткнула иголкой в толстую книгу, лежавшую возле нее.

— Это так…

— Действительно так, — быстро сказала султанша. — Этот закон соблюдается строго всем турецким народом: каждый имеет по одной жене. Это богатые придумали гарем, а прикрывают свои желания законами, о которых никто никогда не слышал. Я не смогла найти подобное в Коране, его просто там нет.

Султан улыбнулся.

— Ты настоящий судья, строгий судья. Чтобы ты сделала с моим гаремом в таком случае, а?

— Ты, мой господин, уже услышал мое пожелание: распустила бы всех.

— Гм… так, но…

— Что «но»?! — взорвалась султанша. — Так и будет, как говорю: все полетят.

— Куда полетят? Знаешь, милая, кто такие наложницы?

— Наверное, знаю, потому что и сама была такой…

— Нет, не знаешь, потому что была ты ею недолгое время и не успела вникнуть. Одалиска — это роскошная девушка, которой прислуживают, купают, массируют, ублажают. Живут они в роскоши, капризничают и ни одна не знает, что такое труд, настоящий труд, труд умом или труд руками… Этого она не знает. Ты сама видишь. Гарем очень портит девушек, но не я его заводил, а деды-прадеды. И я считаю, что просто распускать наложниц нельзя — это жестоко. Освободить надо, но с умом.

— Почему нельзя? Ведь все хотят свободы, сам говоришь, что истосковались.

— Именно, что истосковались… Только по чему скучают? По свободной жизни, но тоже в роскоши, а такой жизни, как у султана, у них нигде не будет.

— Почему?!

— Не получат даже у великого визиря. Такую роскошь может позволить себе только султан или разве что очень богатый герцог, но его они быстро разорят, — смеялся султан.

— Наложница на воле не знает куда идти и что делать. Правда, некоторые из них на свободе найдут себе пару, может и удачно, только клянусь пророком, таких будет очень и очень мало. Остальные увянут, как нежный цветок на морозе. Не одна заплачет, вспоминая султанский дворец, вспоминая и меня. И ничего что старый, потому что ни одну из них я не обидел, правда, были случаи казни, но они не в счет. Свободу я им дам, решил давно, только надо это сделать осмотрительно. Нужно найти им хороший приют… не выгонять же просто на улицу, в дождь и холод.

Султанша встала, обняла великого Сулеймана и едва шепнула:

— Я знаю, мой господин хороший… Аллах наградит тебя за твою доброту, а я тоже с радостью помогу тебе насколько смогу, насколько хватит сил и умения.

* * *

Тем временем, пока Роксолана возилась с капризным гаремом, великий Сулейман по наущению джаншии Кара-Арефы спешно созвал диван. Высший турецкий старшина должен был выслушать отчет Кара-Арефы о новой военной силе в степной Украине, той силе, которая своими деяниями угрожает не только Бахчисараю, но и самому султанскому государству. Создана эта новая сила старостами черкасским, каневским и хмельницким.

— Я слышал об этой силе, — серьезно сказал султан, — но мало что знаю о ней. Кажется, наши янычары давно разбили их крепость на острове Хортица, а казаков разогнали байбары. Теперь снова речь идет о тех башибузуках. Откуда они взялись? Пусть светлейший господин джаншия расскажет об этих неверных подробнее.

Светлейший господин Арефа низко поклонился и, сложив ладони как на молитву, тихо сказал:

— Этих неверных казаков уже не разгонят байбаки. Я был в тех краях по приказу великого султана и имею достоверные данные, что их в новой Сечи-Томаковке сейчас не менее двадцати тысяч — вымуштрованных и весьма смелых казаков. Их набрали те старосты, земли которых лежат ближе к нашим границам: в округах Каневщины, Черкасс, а большинство из них со степной Украины, центром которой являются сейчас такие города, как Полтава, Лубны и Переяслав. Этим казакам помогают еще и так называемые городовики, то есть те казацкие сотни, которым дают приказы нападать на нас те же старосты. А приказы у них всегда одни и те же: жечь татарские аулы в татарских степях и уничтожать наши сторожевые галеры на Днепровских границах. Мало того: они, эти запорожцы, настолько распоясались, уже осмеливаются нападать и отбирать земли, добро тех народов, которые находятся под протекцией всемогущего нашего властелина великого Сулеймана. Было уже несколько нападений на Молдавию, Валахию, недавно эти башибузуки взяли на абордаж четыре наши большие галеры, избили турок-моряков и сожгли корабли. Отбиться не хватило сил, остатки нашей отважной курты оклемались только на территории Балкан. А когда наша курта собралась строго наказать этих бродяг, она не смогла их найти. Силы этого сечевого войска растут изо дня в день.

* * *

Сегодня как никогда весело и шумно на сечевой площади, а еще веселее за сечевой окраиной. Здесь разрешается стоять всем, у кого есть какое-нибудь дело к сечевой общине. Вся Вишневетчина и пограничники Дикого Поля, в котором живут смелые «займанцы вольных степей», все знают, сколько сечевики-победители отобрали военного добра у врага. Все знают, что запорожцы сожгли три турецкие каторги в устье Днепра. Все знают, что запорожцы сбросили невольничьи кандалы. Время спустя прошел новый слух по всей степной Украине, что в татарских степях за Диким Полем запорожцы догнали ордынцев с белым ясырем, где-то около Струковых степей, отбили полон и повернули назад арбы с награбленным селянским добром. Так что многие селяне и ремесленники собирались увидеться с родней, обнять сына, брата, мужа; отвезти гостинец, а кто и обменяться с казаком каким-нибудь более новым, недавно добытым пистолем, охотничьим ножом или хорошим ятаганом: земледелец ходил за плугом с мушкетом за плечами, ремесленник держал наготове пистоль.

Султан Сулейман. Османская миниатюра

Сегодня воскресенье, и народ крещеный ехал отовсюду. Привезли кто пшеницу, кто муку, кто мед, кто пшено, рыболовные снасти, косы на сено для казацких лошадей, пиво в бочонках. Цыгане тоже засуетились: они пригнали косяки полудиких жеребцов… Были здесь и сытые волы тоже на обмен, были и стада тонкорунных овец.

Почти у каждой телеги толпились молодые казаки, особенно там, где красовались девушки в вышитых сорочках и красивых плахтах: ехали они к парням, шепнуть, что не забыла, шепнуть, что будет ждать к весне и встанут на рушники после Пасхальной недели.