Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но это произошло спустя два месяца, а тогда, в декабре 1916 года, Ленин писал: предположим, что революционер столкнулся
«с волнениями такой формы, которую он считал нецелесообразной. Ясно, что его правом и обязанностью революционера было бороться против нецелесообразной формы… во имя чего? во имя целесообразных революционных выступлений…» [Л: 30, 232].
Каковы же критерии этой целесообразности? Критерии, которые позволяли бы во всем многообразии форм жесточайшей борьбы находить именно те средства, которые только и могут привести к «правой цели».
Еще на II съезде РСДРП, во время дискуссии о средствах, которые пролетариат может применить по отношению к своим врагам контрреволюционерам, Плеханов привел известное изречение:
«Благо революции – высший закон».
«И если бы ради успеха революции, – говорил он, – потребовалось временно ограничить действие того или другого демократического принципа, то перед таким ограничением преступно было бы останавливаться».
В 1918 году, комментируя эти слова, Ленин написал:
«Польза революции, польза рабочего класса – вот высший закон. Так рассуждал Плеханов, когда он был социалистом» [Л: 35, 185].
Но что есть благо для революции?
В 1921 году Владимир Ильич, читая драматическую пенталогию Бернарда Шоу «Назад к Мафусаилу», присланную ему автором, особо отметил и выделил одно место:
«Говорят, что если умыть кошку, то она потом уже никогда не будет умываться сама. Не знаю, правда это или нет, но несомненно одно: если человека чему-нибудь учить, он этому никогда не выучится. Поэтому, если хотите, чтобы ваша кошка была чистой, вылейте на нее ковш грязи: она немедленно начнет так усердно вылизываться, что станет чище прежнего»[143].
За юмором Шоу скрывается одна очевидная истина. Самодеятельность, собственная инициатива являются началом жизни вообще, а уж человеческой жизни в особенности. В органической потребности самому распоряжаться своей судьбой как раз и заключается важнейшее условие развития человека. Причем именно в политической сфере возможность личной инициативы и самодеятельности более всего «возвышает» людей над их сугубо частным, эгоистическим интересом. Именно в политической деятельности, в сплочении на почве общественных устремлений возникает осознание общности народных интересов, без которой немыслимы ни развитие самого человека, ни прогресс человечества. В этом смысле совершенно прав был Аристотель, более двух тысяч лет назад назвавший человека «существом политическим».
«Существо политическое»? Не устарело ли все это? На первый взгляд современная история дает немало примеров того, как власть имущие вершат по прихоти своей судьбы целых народов… Какая уж тут «самодеятельность»? Не человек живет, а «человека живут», как выразился немецкий социолог Ганс Фрайер. И этот маленький человек, казалось бы, с удовольствием променял свое первородство – «политическое существо» – на аполитичный, мещанский, замкнутый мирок, смирился с ролью безликостандартного винтика в гигантской машине буржуазного «массового» общества.
Но ни насильственная узурпация, ни добровольный отказ от своего человеческого «существа» никому не проходят даром.
Народные восстания против диктаторских антинародных режимов стали обычным явлением нашего времени. И в странах так называемого «свободного мира» политика социального маневрирования с ее довольно значительными уступками и подачками массам не только не создает благолепия в душах, а лишь усиливает борьбу трудящихся, и в первую очередь пролетариата, требующих реального участия в управлении и производством и обществом.
Никто не хочет быть ни пассивным объектом воспитания, ни объектом благодеяний, ибо любое благо, полученное или навязанное сверху, не освященное непосредственным участием и самодеятельностью масс, бесплодно, испорчено насилием. Оно вызывает лишь неприятие и протест, даже если это благо диктуется лучшими намерениями. И это вполне естественно.
«…Что было бы, – писал Маркс, – если бы ко мне явился портной, которому я заказал парижский фрак, а он принес бы мне римскую тогу на том основании, что она-де более соответствует вечному закону красоты!» [МЭ: 1, 76].
Даже в той среде, которая еще не нашла своего места в социальных битвах современности, человек, лишенный возможности вершить свою собственную судьбу, пытается компенсировать столь «противоестественное» состояние хотя бы иллюзорной самостоятельностью. Это проявляется и в отказе молодежи от комфорта и других достижений цивилизации. И в росте насилия и преступности, наркомании и пьянства – все это тоже, в известной мере, попытки самоутвердиться, суррогаты личной самодеятельности…
От голода люди звереют. Но и сытое благополучие, купленное ценой вынужденного безволия и послушания, не приносит счастья. Человек, лишенный своего «существа», начинает терять человеческий образ.
«…Там, где разумная необходимость не находит себе открытого хода в жизнь, она берет свое другим, более сложным и уродливым путем… Пока общественный процесс будет отравлен перевесом движения сверху… история еще не раз покажет, что она способна, по выражению Герцена, „давать в сторону“. С точки зрения теоретиков так называемого массового общества, пороки современной культуры являются следствием вмешательства толпы, грубого большинства. С точки зрения марксизма, само образование толпы является следствием устранения масс от прямого участия в серьезных общественных делах»[144].
И чем дольше задерживают отживающие общественные отношения развязывание массовой самодеятельности и инициативы, тем страшнее могут быть стихийные формы протеста против вынужденного общественного безволия.
Люди сами являются творцами и авторами их собственной драмы, говорил Маркс. Но в отличие от тех «режиссеров», которые пытались уготовить для народа незавидную роль «голоса за сценой», в лучшем случае – статиста исторических «массовок», Маркс сам прогресс исторического развития человечества мерил прежде всего степенью активности, подъема и самодеятельности масс, их превращением из «страдающего» объекта истории в ее субъект. Иными словами, чем в большей мере широчайшие слои народа участвуют в решении своей судьбы, чем в большей мере проявляется и реализуется его непосредственное творчество, тем больший прорыв в будущее делает человечество. Вот почему, указывал Ленин, «историческую инициативу масс Маркс ценит выше всего» [Л: 14, 377].
Достижение конечной цели – коммунизма, указывал Ленин в «Государстве и революции», «предполагает и не теперешнюю производительность труда и не теперешнего обывателя…» [Л: 33, 97]. Но это превращение «нынешнего» человека, которого античеловеческие обстоятельства делают обывателем, в нового свободного человека может быть достигнуто лишь в результате вовлечения широчайших масс в непосредственную общественно-политическую, революционную практику, ибо, как отмечал Маркс, именно
«в революционной деятельности изменение самого себя совпадает с преобразованием обстоятельств» [МЭ: 3, 201].
Именно революция, выводящая массы трудящихся из обычного состояния пассивности и послушания, втягивающая их в активную политическую жизнь, наилучшим образом способствует воспитанию нового человека.
«…Мы должны помнить, – писал Владимир Ильич, – какой громадной просвещающей и организующей силой обладает революция, когда могучие