Взять, к примеру, Марта… Казалось, еще недавно он так был влюблен в Ингу. И все верили его чувству. Даже вечно комплексующая, угловатая девочка-звезда поверила. Когда Март срывался и хамил, она оправдывала его: натура творческая, психически неустойчивая, что ни жест — то эмоция. Потом плакала, зарывшись в подушку. А Март спокойно сидел на крылечке, разговаривал с Алисой и казался счастливым. Ну, и где здесь любовь? Про любовь — ни слова! Если двое причиняют друг другу боль, то это… отношения, которые рано или поздно закончатся. Именно этого Инга и боялась с самого начала. Однако судьба преподнесла ей небольшую передышку.

Не помню точно, что именно произошло, но вчерашние друзья — Март и Алиса — возненавидели друг друга, и вновь разбежались по уютным, притертым партнерам. Инга вздохнула с облегчением — иногда признаться, что ревнуешь, намного сложнее, чем просто сказать, что ты была не права. Может, она слишком часто это повторяла, и Март привык к тому, что всегда прав?! Его забавляла ревность Инги, но при этом совершенно не трогала. Она мучилась, подстраивалась, удерживая около себя того, кто хотел уйти. Когда Март сказал, что любит Алису, Инга рассмеялась: «Ты же сам говорил, что она подстилка!» — и получила в ответ пощечину. Что ни жест, то эмоция.

В проекте началась новая история любви — плохой девочки и плохого мальчика. Как ни странно, они быстро притерлись друг к другу и даже составили весьма любопытную пару.

Инга, вопреки всем прогнозам, не ушла из шоу, назначив себе символическую епитимью: я останусь рядом с ним, и пусть мне будет плохо, но я пройду через это и стану сильнее. Банальный женский мазохизм — ничего нового. И ей действительно было очень плохо. Только Марту, похоже, это доставляло удовольствие.

* * *

Вскоре к нам присоединилась Луша.

— Он выложил снимки в Интернет, — безразлично сказала она. Под ее глазами залегли тени. — А потом стер пароль. У нас больше нет доступа в сеть. И телефона тоже нет — кабель перерезан. И в эфир мы выйти не может. Полный тупик.

— Это по-другому называется, — процедил Фима. — Но не будем оскорблять высокое собрание. Кстати, снимки чего или кого он выложил? Трупов?

— Не только, — участники мгновенно притихли. — Там есть, на что посмотреть. Здесь все времени даром не теряли. Правда, все я посмотреть не успела. Утешает, что все выложено на корпоративном сервере. Туда доступ имеют только несколько человек. С другой стороны, утечка информации — вопрос времени: хорошему хакеру потребуется меньше суток, чтобы взломать сервер. Большинству советую приготовиться к порнографической славе.

— Как это? — не поняла Марианна.

— А так! Надо было меньше нажираться и трахаться перед камерами! — выкрикнула Луша и отвернулась.

Остальные с надеждой смотрели на меня. Фима снова высказал общую мысль:

— Похоже, Гоша чуток тронулся. Шарики за ролики зацепились. Ты можешь его усмирить, док?

— Попробую…

Я без особого энтузиазма поплелся в корпус. Может, простыню по дороге прихватить? Если связать не удастся, то кляп получится — любо дорого посмотреть.

* * *

Через полчаса выяснилось, что Гоша исчез.

В ста километрах от Москвы мы сидели за высоким забором, без транспорта, без связи, без надежды на спасение.

В какой-то мере становилось даже забавно.

Многие люди пережили трагедию, но не о каждом писал Софокл.

— Вам не кажется, что это глупо? — стуча зубами то ли от страха, то ли от холода спросила Злата. — Мы же не можем сидеть здесь вечно? Нужно что-то делать, и тогда нас найдут. Нас обязательно найдут!

Но, похоже, в это мало кто верил.

— Сколько нас осталось, — спросил я Лушу.

— Все здесь, — ответила она. — Включая оператора и редакторов.

И все смотрели на меня, будто я Мессия. Еще немного — и в ножки поклонятся, а потом попросят провести по болоту в Москву.

Ситуация, однако!

Я снова вернулся в корпус, но теперь уже за пивом. Если нет возможности решить одну проблему, нужно плавно переключиться на другую. Моей текущей проблемой была выпивка и сортир. То есть наоборот. Жаль вискаря нет — с него надраться намного легче, чем со светлого отфильтрованного. Остальные участники шоу остались на улице. В одиночку думать легче.

Итак, что мы имеем? Сумасшедший режиссер приглашает меня в свой сумасшедший проект. Пока я общаюсь с сумасшедшими участниками, убивают вполне нормальную ведущую и не вполне адекватную участницу. Хотя нет, Полину убили раньше. А в промежутке была еще сладкая парочка, хлебнувшая цианиду. Ну, просто кошмар в летнюю ночь.

На мою неоднократную просьбу вызвать в милицию, режиссер ответил таким же неоднократным отказом. Типа это моя делянка, что хочу, то и делаю. Теперь и его не найти — сбежал.

Выходов, собственно, было два: сидеть и ждать, когда высокое начальства канала ТКТ спохватится и приедет посмотреть, что, собственно, здесь происходит. А мы их хлебом с солью: здрасьте, гости дорогие, зачем пожаловали?

Второй вариант: пойти пешком до ближайшей дороги, а там на попутках — в Москву. Либо всем вместе, либо снарядить экспедицию.

И ни один вариант мне не нравился.

Впрочем, пока я отсутствовал, они все уже придумали. Теперь парадом командовала Луша:

— Все успокоились! Ничего страшного не произошло! Злата, ты и Марианна готовите ужин. Остальные убирают территорию и дом. Ведем себя. Как ни в чем не бывало! Скоро приедет господин Мордашев и скажет, что нам делать. Гоша будет наказан. Дэн, ты слишком пьян, чтобы соображать. Иди к себе и проспись. Сэмми, прекрати плакать. Сегодня все, кроме Дэна и меня будут спать в одной комнате. Это приказ!

— А ты вместе с Дэном?

— Твои пошлые шутки никому не интересны, Фима, можешь оставить их при себе. Все понятно? Тогда за работу! После ужина всем быстро спать!

С ее характером президентским полком командовать! И почему никто не берет?

* * *

Если честно, то я разозлился. Как психа нейтрализовать, так, значит, я первый. Орден, будьте добры, посмертно. Вручите бывшей жене, чтоб знала на кого мужа променяла. Но как дело доходит до ужина, то иди, Дэн, спать, ты пьян. Я пьян? Ну, да, я пьян! А кто не пьет, назови?! Оставаться трезвым в такой ситуации, глупо: есть риск сойти с ума прежде, чем ты это поймешь. И пусть! Засну голодным. Чтоб у них от этого желудки лопнули!

Я плюхнулся на кровать и отвернулся к стене. Там были надписи. «Я люблю Полину!» «Топчак жадная сука», «Опять сюда взяли лесби, сколько можно!», «Побольше пидоров на проекте, будет кем развлечься», «Голубой, голубой, не хотим играть с тобой».

Злость накатила с новой силой. Я помню свою реакцию, когда узнал, что мой лучший друг — гомосексуалист. Я был растерян, на смену растерянности пришло любопытство: «А как вы это делаете?» — «Хочешь, покажу?» Стало стыдно, но любопытство осталось. После я жалел, что отказался: со временем многие юношеские погрешности сами собой сходят на нет.