Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тэлбот настаивал на том, что с учетом ровных в целом отношений Англии с Турцией губернатору можно было бы, все же, в сотрудничестве с ним попытаться найти форму мирного решения кризиса во взимоотношениях Катара с Портой. Пояснял, что его миссия проходит в рамках действующего англо-катарского договора от 1868 г.
Аргументам Тэлбота турецкий чиновник не внял. Сказал, что данный вопрос — это чисто внутреннее дело, что разбираться с ним турки будут сами, и англичанам вмешиваться в него негоже, да и непозволительно.
Не преуспев в переговорах с Хафизом Мехметом-пашой в Эль-Бида’а, Тэлбот пересел на боевой корабдь «Лоуренс», пришедший в бухту из Бендер-Бушира, и проследовал в Эль-Вакру (1 мая 1893 г.). Оказавшись там, вступил в переговоры с шейхом Джасимом, стоявшим тогда лагерем со своим ополчением в Эль-Да’айине.
Переговоры проходили в форте Эль-Вакры. Со стороны англичан в них участвовали также капитаны Годфрей и Стритон, а со стороны катарцев — шейх Ахмад и торговец Мухаммад ибн ‘Абд ал-Вахаб. Объяснив цель своей миссии, Тэлбот попросил шейха обстоятельно рассказать ему о схватке с турками при Эль-Ваджбе, что тот и сделал. Не преминул отметить, что население Эль-Бида’а вследствии бомбардировки города турками понесло большие потери. Поведал и о своих планах на будущее. Заявил, что хотел бы мирно жительствовать под протекторатом Англии где-нибудь на полустрове Катар, но только не в Эль-Бида’а и не в Зубаре; а управление Эль-Би- да’а передать своему сыну, Ахмаду.
Тэлбот обещал довести все услышанное им от шейха Джасима до сведения английского правительства. На следующий день (2 мая) шейх повстречался с ним еще раз (21)
Хотя племена Катара и не добились полного освобождения от турок, подчеркивают историки, но преуспели в том, что не допустили расширения турецкого присутствия в Катаре, отстояли независимость и автономию своего удела в рамках Османской империи (22).
После неудавшейся военной кампании турок против Катара, докладывали дипломаты Российской империи, отношения османов с тамошним уделом арабов, и тогда уже «практически бездыханные», и вовсе вскоре «сошли на нет».
«Багдадское военное начальство, — сообщал А. Круглов (17.05.1893), — сильно встревоженное поражением турецкого отряда, посланного для подавления восстания катарских племен», решило принять «энергичные меры для наказания мятежного шейха» и отдало распоряжение «четырем батальонам изготовиться к выступлению». Но неожиданно из Константинополя поступила директива: с началом новой кампании против Катара повременить (23).
В складывавшейся в то время неблагоприятной для Порты обстановке в Верхней Аравии султан Османской империи Абдул Хамид II (1876–1909) предпочел не военные, а политико-дипломатические средства по «выправлению отношений с арабами». Последовало высочайшее повеление: во-первых, Мехмета-пашу с поста губернатора Басры убрать, а на место его назначить Хамди-пашу; во-вторых, направить в Эль-Бида’а следственную группу в составе полковника Расима-бея, накиба Эль-Ашрафа Саида-эфенди и Мухаммада Аль Сабаха, каиммакама Кувейта, или его брата, Мубарака Аль Сабаха.
Причиной принятия такого решения, указывал в донесении от 17.05.1893 г. А. Круглов, «послужила, с одной стороны, трудность преследования арабов, могущих в случае необходимости удалиться в лежащую за Катаром… пустыню, и, с другой стороны, отдаленность Катара от Бассоры [Басры] и Багдада, почти полное отсутствие средств сообщения с названными пунктами» (24).
Турецкие власти, информировал А. Круглов, провели расследование и выяснили, что «подвоз оружия» в Катар «совершался на английских судах», в основном через Бахрейн и Кувейт. Оттуда ружья попадали не только в Катар, но и «расходились» по всей Верхней Аравии, «широко и в громадном количестве». Англичане, якобы, даже открыли в этих целях «специальные агентства» (25).
Поражение турок в Катаре, констатировал А. Круглов, обернулось для османов еще большим уроном их престижа в глазах хотя и подвластных Порте, но совсем не сочувствовавших ей арабских племен. «Положение в самом Эль-Катре [Катаре] почти не изменилось. Арабы, оставшись после одержанной ими победы хозяевами полуострова», еще больше сплотились вокруг своего предводителя, шейха Джасима, человека дальновидного и прозорливого, внимательного и отзывчивого к бедам и горестям племен Катара, щедрого и гостеприимного (26).
На фоне падения престижа турок в их владениях в Аравии, доносил А. Круглов (31.05.1893 г.), заметно усилилось влияние англичан в Турецкой Аравии, что «побудило Порту озаботиться принятием мер к упрочению своей пошатнувшейся власти в крае». В этих целях имелось в виду провести ряд реформ. Константинополь командировал в Багдад «особых чиновников для наблюдения за правильным отправлением правосудия и производства преобразований по жандармерии», в том числе в санджаках и казах Восточной Аравии. Были приняты меры по «улучшению состояния войск VI корпуса».
«Однако на деле мало что изменилось», писал А. Круглов. Так, подкупы и вымогательства в судах и полиции, по-прежнему, продолжаются. Представляется, что если не последуют серьезные и действенные усилия по «пресечению распространения английского влияния», то Турецкую Аравию для Османской империи можно будет считать потерянной (27).
«После поражения, нанесенного в минувшем [1893] году турецкому отряду в Эль-Катре [Катаре] восставшими арабами, — сообщал из Багдада коллежский асессор А. Круглов (16.05.1894), — оттоманское правительство признало целесообразным замять это дело». Очевидно, оно «рассчитывало снова приблизить к себе шейха Джасима, чтобы затем, мирным путем, занять в Катаре прочное положение». Однако «местность Эль-Катр [Катар]», удаленная от турецких властей в Багдаде и Басре, подпала уже «под постоянный и бдительный присмотр англичан». Шейх Джасим по-прежнему «далеко не дружелюбно относится к оттоманскому правительству». Не без его ведома, как представляется, был убит турецкий чиновник, назначенный в Катар после имевших там место в 1893 г. событий, дабы «следить за действиями шейха». Тот же, не желая раздражать турок и довольствуясь полученной им автономией, заявил «следственным турецким чиновникам», прибывшим в Катар, о его готовности «немедленно вернуть захваченные у турок ружья и пушку…и даже внести сполна всю сумму, требуемую с него турецким правительством» в счет покрытия задолженности по выплате дани. Поступил шейх Джасим, резюмирует А. Круглов, умно и прозорливо. И подтверждением тому — реакция турок: он «был не только оставлен в звании каймакама [каиммакама], но и пожалован (спустя год после волнений) одним из турецких орденов» (28).
Престиж шейха Джасима среди катарских племен усилился кратно. Ни у кого из них, равно как и у племен, жительствовавших в соседних с Катаром уделах, не возникало уже никаких вопросов относительно статуса шейха Джасима, как правителя Катара. Представителями шейха Джасима во всех последующих контактах с турками выступали его брат и сыновья.
В начале 1895 г. отношения между родами Аль Тани и Аль Халифа, и без того крайне натянутые, резко обострились. Возникла реальная угроза военного конфликта. Инициатором развернувшихся в Катаре мероприятий по подготовке к набегу на Бахрейн выступил вождь бахрейнского племени бану ибн ‘али, шейх Султан ибн Салама. Из-за ссоры с шейхом ‘Исой он со своим племенем перебрался с Бахрейна в Эль-Рувайс, что на севере Катара. Вошел в отношения с правителем Эль-Бида’а и заключил с ним союз о совместных действиях против рода Аль Халифа. Глава турецкой администрации в Эль-Хасе (муташарриф) поддержал намерения шейхов относительно таких действий, и выразил готовность оказать им помощь оружием. Более того, собрал ополчение из племен Эль-Хасы, пожелавших принять участие в морском походе на Бахрейн, имея в виду неплохо поживиться там. Придав ополченцам-бедуинам турецкий отряд, приказал встать лагерем у колодца Бир Джимджим, что за пределами Эль-Хасы, и быть готовыми отправиться в Катар, чтобы присоединиться к племени бану ибн ‘али. Причиной ссоры, подтолкнувшей шейха Султана к отпаданию от Бахрейна, арабские историки называют акт насилия над его соплеменником, совершенным братом шейха ‘Исы, и последовавшая затем массовая драка, жертвой которой стали четыре человека из племени бану ибн ‘али.