– Верно. – Миссис Флауэрс поднимает три пальца. – Какова продолжительность жизни генетически оптимального человеческого существа в условиях миссии?

Вопрос отправляется в щель. Полдюжины документов разного размера слетают с полок и зависают над столом.

«114 лет», – гласит один.

«116 лет», – утверждает второй.

«119 лет», – написано в третьем.

Миссис Флауэрс наклоняется и чешет собачку за ухом, не сводя с Констанции глаз.

– Теперь ты знаешь скорость «Арго», расстояние, которое нам нужно преодолеть, и ожидаемую продолжительность жизни в этих условиях. Последний вопрос. Сколько продлится наше путешествие?

Констанция смотрит в стол.

– Воспользуйся библиотекой, милая.

И вновь миссис Флауэрс стучит ногтем по щели. Констанция пишет вопрос на бумажке, бросает ее в щель, и тут же с потолка срывается листок бумаги, плывет вниз, покачиваясь, будто перышко, и опускается перед ней.

– Двести шестнадцать тысяч семьдесят восемь земных дней, – читает Констанция.

Миссис Флауэрс смотрит на нее, а Констанция глядит вдоль длинного атриума, туда, где шкафы и лестницы сходятся вдали. На миг перед ней брезжит понимание, но тут же гаснет.

– Сколько это лет, Констанция?

Она поднимает взгляд. Над сводом пролетает стайка цифровых книг, внизу сотни книг, свитков и документов шныряют в воздухе на разной высоте, и Констанция чувствует на себе внимание других людей в библиотеке. Она пишет: «216 078 земных дней это сколько лет?» – и опускает бумажку в щель. Сверху опускается новый листок.

Рисунок древесины на поверхности стола как будто плывет, плиты пола идут кругом. В животе что-то неприятно ворочается.

Пятьсот девяносто два года.

– Мы никогда…

– Именно так, деточка. Мы знаем, что бета Oph-два имеет атмосферу как у Земли, что на ней есть вода, как на Земле, и, вероятно, леса. Однако мы их не увидим. Никто из нас не увидит. Мы – переходные поколения, посредники. Нам надо трудиться, чтобы наши потомки были готовы к высадке.

Констанция упирается ладонями в стол. Она боится потерять сознание.

– Знаю, это не так-то легко принять. Оттого-то мы не приводим детей в библиотеку, пока они не подрастут.

Миссис Флауэрс берет из коробки листок и что-то пишет.

– Я хочу еще кое-что тебе показать.

Она опускает листок в щель, и потрепанная книга шириной и высотой как дверь каюты № 17 спрыгивает с полки второго яруса, несколько раз неизящно хлопает в воздухе переплетом и опускается перед ними. Страницы совершенно черные – как будто открылся люк в бездонную яму.

– Атлас, боюсь, немного устарел, – говорит миссис Флауэрс. – Я показываю его всем детям в их библиотечный день, но потом они предпочитают более глянцевые, более иммерсивные вещи. Давай.

Констанция трогает книгу пальцем, отдергивает его. Трогает ногой. Миссис Флауэрс берет ее за руку, Констанция закрывает глаза и собирается с духом. Они вместе шагают в книгу.

Они не падают, а повисают в черноте, со всех сторон утыканной светлыми точками. Над плечом Констанции плывет рама Атласа, светлый прямоугольник, сквозь который по-прежнему видно книжные шкафы в библиотеке.

– Сивилла, – говорит миссис Флауэр, – перенеси нас в Стамбул.

В черноте далеко внизу точка превращается в пятнышко, потом – в сине-зеленый быстро растущий шар. Шар вращается. Одно голубое полушарие в завихрениях газа ярко освещено, другое погружено в ультрамариновую тьму, расчерченную электрическими огнями. «Это…» – начинает Констанция, но теперь они ногами вперед летят к шару или, может быть, он к ним; он поворачивается, растет, занимает все поле зрения. Констанция задерживает дыхание. Под ними разворачивается полуостров – нефритовая зелень с красными и бежевыми крапинками, изобилие цвета, переполняющее глаза. То, что несется к ней, богаче и сложнее всего, что она воображала или хотела бы вообразить, миллиард ферм № 4, собранных в одном месте, и теперь они с миссис Флауэрс падают сквозь воздух, разом прозрачный и светящийся, спускаются к плотной сетке дорог и крыш. И вот наконец Констанция касается ногами Земли.

Они на пустой автомобильной стоянке. Небо безоблачное, сапфировое. Огромные белые камни лежат среди зелени, словно выпавшие коренные зубы великана. Слева от них вдоль запруженной машинами дороги уходит в обе стороны массивная, очень старая каменная стена, поросшая кустиками травы. Через каждые метров пятьдесят стена разделена круглыми, обветшавшими от времени башнями.

У Констанции такое чувство, будто каждый нейрон у нее в голове вспыхнул огнем. Ей говорили, что Земля – сплошная мусорная свалка.

– Как ты знаешь, – говорит миссис Флауэрс, – наша скорость не позволяет нам получать новые данные. В зависимости от того, когда были сделаны снимки, это Стамбул, каким он выглядел пятьдесят или шестьдесят лет назад, до того как «Арго» покинул низкую земную орбиту.

Растения! Растения с листьями как лезвия маминых швейных ножниц, растения с листьями формой как глаза Джесси Ко, растения с крохотными лиловыми цветочками на тонких зеленых стебельках. Сколько раз папа вспоминал вслух, как прекрасны дикие растения! Камень у нее под ногами весь в черных пятнах – это что, лишайник? Папа вечно рассказывал про лишайники! Она тянется потрогать его, но рука проходит сквозь камень.

– Здесь можно только смотреть, – объясняет миссис Флауэрс. – В Атласе твердая лишь земля. Как я уже говорила, попробовав более новое, дети редко сюда возвращаются.

Она ведет Констанцию к основанию стены. Все вокруг неподвижно.

– Рано или поздно, – говорит миссис Флауэрс, – все живое умирает. Ты, я, твоя мама, твой папа, все и вся. Даже известняковые блоки, из которых сложили эти стены, состоят по большей части из скелетов давно умерших животных, ракушек и кораллов. Идем.

В тени под ближайшей башней видны изображения нескольких людей. Один смотрит вверх, другого камера застигла на лестнице. Констанция видит рубашку с пуговицами, синие брюки, мужские сандалии, женский жакет, однако программа размыла лица.

– Из соображений приватности, – объясняет миссис Флауэрс. Она указывает на лестницу, обвивающую башню. – Мы поднимемся туда.

– Вы вроде сказали, что здесь твердая только земля.

Миссис Флауэрс улыбается:

– Поброди здесь подольше, деточка, и узнаешь секрет-другой.

С каждой ступенькой Констанция видит все больше современного города, раскинувшегося по обе стороны стены: антенны, автомобили, здание с тысячей окон – все застыло во времени. Констанция еле дышит, пытаясь вобрать это все.