Я мимоходом разглядываю жилище Дениса. Кругом – ни пылинки. Кружевные занавесочки на окнах, портьеры в тон обоям, диванному покрывалу и мягкому ковру на полу. Видимо, то же бросается в глаза и остальным. Тут уж порция подколок достается Огурцу: мол, не хватает в натюрморт пары не слишком свежих носков, желательно с дырочкой… Огурец конфузится и стращает, что «протащит» наши мещанские воззрения в фельетоне…

Мы тем временем приступаем к застолью, произнося здравицы Денису. Стол ломится от снеди. Одних «вторых» штуки четыре. Подоспевшая запыхавшаяся Люба, познакомившись, наконец, с каждым из нас в более спокойной обстановке, добросовестно перечисляет названия блюд, солений и что на какой грядке выросло. Она щебечет, как птичка, норовя подложить каждому лишний кусочек, словно нас только что вывезли из блокадной зоны.

– Мамочка у нас просто чудо, – счастливо улыбаясь, говорит Денис. – Моя Любовь… В глубине души она совсем не столичный житель. Хоть и имеет модную профессию – менеджер по продажам…

– Да ладно, – машет тонкой ручкой Люба. – Ну, давайте за здоровье всех присутствующих. И особенно… – Она устремляет в мою сторону влажный благодарный взгляд. Мне становится неловко, хоть провались. Мне вовсе не хочется восседать эдаким «героем без галстука». Многочисленная Денисова родня начинает наседать на меня, требуя «зрелищ».

– Да, Славка, – спохватывается Денис, – ты ведь так и не рассказал мне о своем чудесном избавлении. Что произошло там, на болоте, когда меня подстрелили? Как ты выбрался?

– Как?! – Внезапно я понимаю, что мне будет трудно объяснить происшедшее. То, что произошло со мной тогда, слишком фантастично, нереально, чересчур похоже на солдатскую байку или сценарий боевика… И я не уверен, что меня поймут даже они, мои друзья… – Как-как, – бурчу я, под перекрестным огнем десятка пар глаз ковыряя вилкой горошину в старом добром «оли-вье». – Наши забеспокоились. Стали лес прочесывать, палить. Ну, «чехи» и смотались от греха. Я же не генерал какой, чтобы им из-за меня под пули лезть… Повезло, короче.

Почему я не говорю им правду?

– Денис сказал, что вы доставили его прямо в госпиталь, – аккуратно подсказывает Любаша. – И из-за этого даже нарушили приказ.

Я бормочу в ответ, мол, ничего особенного, каждый поступил бы так на моем месте… И скоренько перевожу разговор на виновника торжества. Тот, в свою очередь, опускает длинные, как у девушки, ресницы.

– Ну, что… Врачи сказали, теперь у меня два дня рождения. Представляете, как пришел в себя и стал расспрашивать, что к чему, молодой такой студентик говорит: «Примчал тебя какой-то чокнутый парень на «Урале», чуть весь госпиталь не разнес». А мне и невдомек, что это Славка. Я думал, его расстреляли… Только потом, как фамилию узнал и про то, что хорек наш судом тебе грозил…

– Да ладно, – машу я рукой. – Вот у кого я в долгу, так у того-парнишки. А даже имени не спросил… Ладно, может, бог даст, в институте свидимся… Ты-то как?

– Ничего. – Он снова улыбается, но уже с легкой примесью горчинки. – Водить только не могу. Врачи пока запретили. Голова кружится. Но в таксопарке обещали на время пристроить диспетчером. Заработок, конечно, не тот… Лекарства дорогие, зараза…

– Погоди, а разве тебе не бесплатно?

– Ага, – с горькой иронией усмехается Денис. – Сыр в мышеловке. Нас же даже к ветеранам войн не приравнивают. Не ведется официально у нас никакой войны. Вот так. И инвалидность не оформляют. Руки-ноги целы, голова на месте – свободен. Хоть сейчас в строй.

Мне показалось, по личику молодой супруги пробежало легкое облачко. Ноона тотчас упрямо встряхнула хорошенькой головкой:

– Да хватит об этом, в самом деле… Живым вернулся, остальное – мелочи. Верно, ребята? Выкрутимся.

– Угу, – с набитым ртом поддакивает Огурец. – Особенно с таким сельхозподспорьем… Любочка, вам нужно открывать свой ресторан!

– Я подумаю, – улыбается она, но в глазах сквозит туманная дымка печали.

В спальне хнычет ребенок. Люба быстро поднимается и выходит. Мне показалось, ее даже обрадовал этот уважительный предлог. Наверное, она чувствует себя не в своей тарелке с кучей развеселых мужниных родственников и тремя малознакомыми мужиками, которые больше молчат, чем говорят. Родня выкатывается на перекур, и мы, наконец, остаемся вчетвером.

– Значит, у тебя все в порядке, – начинает Огурец. – Это здорово.

– Да. Никто не знает, как там Гарик?

– Я, – быстро говорю я, испытывая небольшой стыд от малодушной радости, что могу поделиться проблемой, частично переложив ее на плечи товарищей. Но мысленно успокаиваю себя: «Ум хорошо, а четыре – лучше». – Я знаю, – и рассказываю о нашей печальной встрече.

Наступает молчание.

– Четыре тысячи долларов… – подавленно бормочет под нос Денис. – Ни хрена себе…

– Сволочи, – бросает Кирилл сквозь зубы. Глаза его на бледном застывшем лице загораются тусклой ненавистью. – «Они его туда не посылали»… Мы все сами пошли. Сдохнуть не терпелось раньше времени… Шею свернуть тому, кто такое говорит… Надо к нему заехать…

– Я попробую что-нибудь через газету… – задумчиво говорит Огурец. – Вот только вернусь из командировки. Сумел пробить допуск.

– Ты снова едешь туда?

– Да.

По невозмутимому лицу Кирилла разливается мертвенная бледность.

– Ты… спятил? Почему – ты?!

Денис молчит, но в его распахнутых янтарных глазах притаился ужас.

– Потому что это моя работа.

– Ты чокнутый, – качает головой Кирилл. – Все писатели сумасшедшие. Ты не должен…

– В первую очередь я журналист. – Огурец говорит без апломба, очень спокойно, даже устало. Наверно, слышит подобное постоянно… А от нас хочет одного – понимания. Даже если это кажется невероятным. От кого, если не от нас? Ведь мы пока не чужие.

– Конечно, – заявляю я бодро, внутренне содрогаясь, – давайте выпьем за удачную командировку.

Возвращается продымленная Денисова родня и живо подключается к обсуждению.

Почему я не говорю им правду? Настоящую правду о нашем освобождении. Даже когда мы остались одни. О том, что на самом деле не меньше, чем мне и врачам, Денис обязан жизнью именно тому мальчишке-чеченцу, что пытался ее отнять. Но об этом я не говорю ни слова. Из угла придирчиво и строго взирает на меня суровый иконный лик.

– Запрыгивайте. – Кирилл манерно распахивает дверцы лакированной черной «десятки», сам плюхается за руль. – Погостили, пора и честь знать. О! – Сунув в зубы сигарету, он взглянул на часы. – Всего шесть. Еще на работу заскочить успею.

– Органы не дремлют? – ехидничает Огурец.

– Ну… – соглашается Кирилл.

– Постой, у тебя вроде в тот раз «пятерка» была?

– Была – да сплыла, – неопределенно отвечает Кирилл.