– Да… – прошептала она, ощутив себя пойманной за кончик крылышка бабочкой. Непонятно почему заколотилось сердце. Этот страх, видимо, всегда гнездился внутри, старательно переданный генами целого поколения предков, привыкших вздрагивать, обливаться холодным потом при звуках магического слова-символа «госбезопасность». – А что, собственно, происходит? Какую угрозу стране может нести полуслепой мальчик, к тому же воевавший за интересы и безопасность этого вашего государства?

– Нашего? А вашего? – с усмешкой, в которой таилось ледяное угрожающее нечто, переспросил человек в штатском.

– Я оговорилась, – опустив глаза, прошептала Вера, съеживаясь в комок. – Извините. Пожалуйста, я прошу вас… позвольте ему издать эту книгу. В ней сейчас вся его жизнь…

– А вам не кажется, что вы слишком много думаете о других? Не пора ли вспомнить о себе?

Она молчала и ненавидела себя за эту унизительную, трусливую покорность. Наверное, ей стоило гордо покинуть машину, громко хлопнув дверцей, потому что ей нечего было бояться в цивилизованном обществе, в третьем тысячелетии… Но ей было страшно, и она продолжала сидеть, словно на скамье подсудимых, в ожидании приговора.

– Послушайте. – Человек в штатском вдруг улыбнулся почти ласково, ободряюще похлопав ее по ледяным стиснутым пальцам. – Я догадываюсь, как тяжело одной растить сына, да еще с такой копеечной зарплатой. Хотите, я устрою вас на нормальную работу? Вы, кажется, компьютером владеете, немного английским? Секретарем, в хорошее место. Стабильно, надежно, оклад приличный…

– Что? – Вера изумленно всматривалась в лицо собеседника: не ослышалась ли, но видела лишь маску учтивой заботы. – За какие же такие заслуги?

– Просто жалко мне вас, Вера Михайловна. Такая молодая, умная, красивая женщина достойна большего. Гораздо большего и лучшего.

– Вы что, следите за мной? – Беспомощно ссутулившись, она затравленно огляделась.

– Зачем? Просто все знать – наша работа. – Верин собеседник вновь перевоплотился из сурового обвинителя в доброго дядюшку. – Вам не очень-то везло в жизни. Поверьте: мы желаем вам только добра. Захотите, и перед вами откроется совершенно иная жизнь. Интересная, обеспеченная. Подумайте, возможно, это ваш единственный шанс. Вряд ли вам еще когда-нибудь представится подобный случай.

– Понимаю… – прошептала Вера. – Вам нужна информация?

– Сейчас всем нужна информация. Мы живем в век информационных технологий. Разве не так? Вы же видите, какая непростая жизнь. Государство должно защищать своих граждан, а для этого оно должно быть хорошо осведомлено обо всем, что творится внутри и снаружи. – Человек в штатском пожал плечами. – Это естественно, как дважды два четыре.

– Пожалуйста, – страдальчески сморщилась Вера. – Я не гожусь на эту роль. Оставьте меня в покое, прошу вас…

– От вас никто не требует подвигов, – возразил Верин собеседник. – Напротив, как сказал не помню кто, скромность украшает человека. – Он снова улыбнулся мягко, обволакивающе. – А вообще, человек даже не подозревает, на что способен… Я вам еще позвоню. А пока… позвольте сделать вам небольшой подарок, так сказать, на добрую память….

Он протянул Вере сумку. Потрепанную черную сумочку, к которой она протянула руку, но тотчас отдернула, отшатнувшись с немым вопросом на губах.

– Все очень просто. – Человек в штатском явно обладал телепатией. – Пару недель назад в ваших краях патруль заметил мужчину, который рылся в дамской сумочке. Это выглядело подозрительно, и его задержали. Берите же, открывайте, проверяйте. – Он подтолкнул сумку к Вере.

Она послушно взяла, открыла, убедилась в наличии той же порванной в уголке подкладки – все недосуг зашить. Помада, зеркальце, звенящий мелочью кошелечек; крупные она носит в кармане. Но что-то упрямо продолжало беспокоить, как незатихающий плач младенца за соседской стеной. Что-то…

– «И вечный бой, покой нам только снится…» — Он снова вкрадчиво улыбнулся. – Я правильно цитирую?

Вера молчала.

– И не забудьте наш сегодняшний разговор. – Его интонация изменилась.

Из магнитолы донеслась мелодия плавная, немного печальная.

– Сделаю погромче, – нарушил молчание человек в форме, сидевший справа. – Клевая песня. – И замычал в унисон: – Как упоительны в России вечера…

– Мне можно идти? – не узнавая своего голоса, спросила Вера.

– Ну разумеется, – снова мягко улыбнулся человек в штатском. – Вы свободны как ветер. Летите куда хотите, хоть до самой Америки. Только не опалите крылышки. Кстати, у вас замечательный сын.

Вера нетвердо зашагала прочь.

Стоп. В тот вечер в сумочке не было документов. Она это точно помнила: паспорт, записная книжка и все прочее, по чему можно было вычислить владелицу, оставалось дома. Она еще тогда сказала себе: «Слава богу, что в сумке не было больших денег и документов…»

Но как же тогда…

Она беспомощно обернулась. Джипа уже не было. Только тягучий запах выхлопа неприятно резал ноздри. Она зажмурилась, потрясла головой.

– Это сон, – прошептала она, – очередной кошмар. Это просто сон… Ничего не было. А может, я схожу с ума? У меня начинается паранойя?

Ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы это действительно было так.

«Почему это происходит с нами?!

Господи, смилуйся, ибо не ведаем, что творим…»

Что-то невесомо-влажное коснулось ее щеки. Вера подняла голову, широко распахнула глаза, словно ожидала знамения. Из дымовой завесы иссиня-черного неба лениво посыпался мягкий снег, застилая подмерзшую земную грязь обманчивым покрывалом, делая ее чище, светлее, непорочнее…

Зима – это высшая ложь…

Невдалеке раздался длинный пронзительный гудок. К станции, пыхтя, подползала электричка.