[Jie 1992: 190–191]. К концу 1930-х гг., по мере развертывания войны в Азии, под удар критиков, помимо опиума, попал и алкоголь.

Сяо Цзюнь покинул Маньчжоу-го в 1934 г. До отъезда он успел опубликовать рассказ «Фитиль свечи», в котором звук раскуривания опиумной трубки описывается как один из самых характерных звуков просуществовавшего на тот момент всего один год государственного образования:

Изо всех углов доносятся самые разнообразные звуки. Жалостливый ли это плач девушек, впервые продающих свои тела? Тайные перешептывания молодой пары, обнимающейся под фонариками, отбрасывающими на них свет нежного персикового оттенка? Шелест закуриваемого опиума? Тихий разговор между женами братьев? Беззвучные слезы незаконно заключенных под стражу? Свист отделанных кожей кнутов тюремщиков? Одышка пытающихся набрать достаточно воздуха в легкие больных? Бессвязные речи умирающих? Вздохи поэтов? Крики солдат, идущих на войну, ведь общество лишено покоя? Как жаль, что этим ошеломляющим, но таким слабым колебаниям воздуха не дано силы достичь наших ушей [San 1989: 17].

Следуя примеру ведущего критика китайского общества начала XX в. – старшего брата Чжоу Цзожэня, основоположника современной китайской литературы Лу Синя (1881–1936 гг.), в своих произведениях Сяо стремился привлечь внимание общественности к «ошеломляющим колебаниям воздуха» в Маньчжоу-го. Он описывает Харбин как «ад на земле», где в воздухе постоянно витают устрашающие звуки, в том числе звуки курения опиума, пыток и всемерных страданий. Его описание общества, «лишенного покоя», свидетельствует о его представлениях о местном режиме, которые, возможно, и заставили его уехать в Шанхай.

В 1933 г. современница Сяо Цзюня Бай Лан (1912–1994 гг.) опубликовала рассказ «Взбунтовавшийся сын», в котором она описывает печальную жизнь обездоленных людей, вынужденных драться с собаками за еду и торгующих женщинами по бартеру [Bai 1986: 37–50][165]. «Взбунтовавшийся сын» – Бай Нянь, молодой человек из состоятельной семьи. Герой сопереживает бедным, несмотря на пренебрежительное отношение к ним отца, матери и кухарки в их доме. Когда Нянь просит у поварихи еду, чтобы накормить нуждающихся, та огрызается: «К чему жалость к нищим? Они обворуют тебя, не успеешь отвернуться. Поджоги, убийства, грабежи, похищения – разве не этим занимаются бедные?» [Ibid.: 41]. Обездоленные отвергаются как люди, способные лишь разрушать, но не творить. Нянь видит в таком презрении злоумышленный «яд» [Ibid.: 43]. Итогом становится раскол между Нянем и его отцом, которого сын начинает воспринимать как представителя класса угнетателей после завязавшегося знакомства с Инь На, девушкой из сельской местности. В возрасте 17 лет На выдали за мужчину, который коротал свои дни в игре в мацзян[166], курении опиума и визитах к проституткам. Инь На была бессильна. Она не могла ни заставить мужа измениться, ни покинуть его. По прошествии трех лет брака муж На пустил по ветру все семейное состояние и, желая раздобыть деньги на опиум, продал супругу в публичный дом за тысячу юаней, а сам исчез. С той поры Инь На не видела своего «суженого». Девушка отказывалась принимать клиентов и дважды пыталась покончить с собой. Из публичного дома ее вызволяет отец Няня, который выкупает контракт Инь На и приводит ее в свой дом. Оказавшись без средств к существованию, Инь На не способна противостоять своему порабощению. Именно при содействии Няня она осознает классовые истоки гнета, под которым находится. Пара объявляет старшему поколению о своем намерении покинуть их дом и стать «идеальными людьми», бросая тем самым вызов противоречивой социальной действительности и отвергая эгоистичных людей, которые в своих семьях больше похожи на сокамерников в тюрьме [Ibid.: 46–47].

Во «Взбунтовавшемся сыне» Бай Лан живописует помешанное на деньгах общество, в котором бедняки и женщины систематически обесцениваются и обезличиваются. Рекреационное потребление опиума обозначается как существенный фактор, влияющий на современную жизнь людей. Только в случае Инь На наркотик наносит по ее жизни сокрушительный удар: сначала ее продают в публичный дом, а затем отец Няня покупает ее. Сама На описывает себя как «слабую женщину», у которой нет ни личных связей, ни финансовых возможностей для того, чтобы избежать печальной участи. И то, и другое она находит после знакомства с Нянем – ее спасителем. Писательница подчеркивает классовый аспект того гнета, который ощущает на себе Инь На, и указывает также на то, что испытываемые ею притеснения имеют очевидный гендерный характер. Как и Сяо Цзюнь в рассказе «Фитиль свечи», так и Бай Лан в ее созданных в эпоху Маньчжоу-го произведениях адресует свою критику не японцам, а, скорее, местному обществу, которое обвиняется в отсутствии чувства справедливости, что и вынуждает молодежь бунтовать против старшего поколения, не способного объективно воспринимать реальность по причине своего классового происхождения и потребления опиума.

Превратности существования при Маньчжоу-го ознаменовались жизнью в условиях расширяющейся власти японцев, внедрения расистской социально-экономической системы, а также природных бедствий. В середине 1930-х гг. наиболее заметные китайские писатели, в том числе Бай Лан и Сяо Цзюнь, были вынуждены покинуть регион. Через несколько лет после их отбытия в Маньчжоу-го сформировалось новое поколение молодых писателей, решивших продолжить следовать стилистике социального реализма, характерного для произведений их предшественников. Проживающие в Маньчжоу-го японские интеллигенты, в том числе Кобаяси Хидэо, Абэ Томодзи и Кисида Кунио, призывали местных авторов описывать в своих произведениях экономический гнет, социальный разброд и низкий статус женщин в обществе, добиваясь реалистичного изображения жизни в новом государственном образовании. Прогрессивный японский писатель Синъити Ямагути с одобрением отмечает, что «реализм, судя по всему, доминировал среди основных трендов в литературе» Маньчжоу-го [Shinichi 1938: 27]. К концу 1930-х гг. литературные круги были вдохновлены текстами, которые популяризировали официальные кампании по борьбе против опиума, а впоследствии и алкоголя.

Попытки властей контролировать опиумную отрасль высмеиваются в произведениях, где Опиумная монополия предстает в качестве никчемной затеи. В рассказе «Последние пациенты» (1939 г.) Мэй Нян (1920–2013 гг.) описывает визит в клинику молодой супружеской пары [Mei 1940b][167]. Женщина заявляет, что она страдает от анемии, но в действительности причиной обращения молодоженов за медицинской помощью стала их пагубная зависимость. По «бледно-серому» цвету лица женщины врач догадывается, что она употребляет опиум [Ibid.: 88]. Молодые люди растрёпаны, неопрятны и постоянно зевают. По ним видно, что они неспособны позаботиться о самих себе или о своем грязном младенце, который не получает должного внимания. Супружеская пара, лишенная не только родительского таланта, но и социальных навыков, пререкается по поводу того, кто из них больше повинен в потреблении опиума и какое «исцеление» они хотят получить от врача. Молодые люди отказываются принять предлагаемую им слишком дорогую для них инъекцию. Автор дает нам понять, что в действительности пациенты хотят получить в клинике препарат, который