В первые мгновения стазиса все казалось возможным.

* * *

У него осталось всего три процента зрения, и он вернулся обратно на станцию. Цель покинула известное местонахождение. Его программа не допускала варианта, что вскоре она вернется на прежнее место. Подсоединившись к Сети, он не смог обнаружить цель. До тех пор пока цель не была обнаружена, все указания были временно отложены. Он снова сел, переключился в режим ожидания и стал ждать.

«Сегодня утром стало известно об исчезновении знаменитой Розалинды Фитцрой, уже появились слухи о возможном похищении наследницы. До исчезновения мисс Фитцрой проживала в квартире своих родителей в жилом комплексе на территории Юнирайона, принадлежащего корпорации ЮниКорп. Полиция делает все возможное».

ИМЯ ОПОВЕЩЕНИЯ: ЦЕЛЬ ОРИЕНТИРОВАНА. РОЗАЛИНДА ФИТЦРОЙ.

Новое местонахождение цели было известно. Он не заметил, что это было ее последнее известное местоположение. Его программа не учитывала модели поведения объекта.

Он запросил главную задачу. ВЕРНУТЬ ПРИНЦИПАЛУ.

Он принялся сканировать Сеть. Поскольку теперь у него было задействовано 98,7 % рабочей мощности, поиск занял не больше часа.

ПРИНЦИПАЛ НЕДОСТУПЕН.

Вновь активизировались электроны, и он вызвал альтернативную задачу.

УНИЧТОЖИТЬ ЦЕЛЬ.

РЕЖИМ ОЖИДАНИЯ. ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕ СКАНИРОВАНИЕ.

Автоматический контроль состояния сообщил, что его способность видеть по-прежнему составляет три процента. Наноботам потребовалось около четырех часов, чтобы полностью очистить его глаза от мельчайших крупиц засохшей масляной краски, после чего он встал со своей базы, чтобы выполнить задание.

Когда я открыла глаза на этот раз, склонившееся надо мной лицо не было похоже на тень. Я пробыла в стазисе так недолго, что не успела заработать истощение. Брэндан сердито смотрел на меня, и его сверкавшие от злости глаза были похожи на золотых рыбок, плещущихся в зеленых прудах.

— Надеюсь, ты понимаешь, что угрозы самоубийством являются признаками девиантного поведения? — грозно спросил он.

Я затрясла головой, горько сожалея о прерванном стазисном сне. Мне снился Ксавьер, только в этот раз он настолько смешался с Брэном, что я уже не знала точно, кто же это был на самом деле. Я говорила Брэну, что скучала по нему, но на самом деле я тосковала по Ксавьеру. Так или иначе, этот парень обнимал меня, и мы с ним купались в ярких пейзажах чистого света, присутствовавших во всех моих стазисных снах. И мне было неважно, что парень, которого я обнимала, постоянно менялся. В любом случае, это было лучше, чем злобное лицо настоящего пария, нависавшего надо мной сейчас.

— Я не угрожала самоубийством, — ответила я. Голос у меня был все еще очень слабым от стазисных препаратов.

— Ну, конечно! — грозно сверкнул глазами Брэн. — Зачем же ты снова влезла в свой стеклянный гроб?

Я вытаращила глаза. Какое странное сравнение! Я посмотрела на свою уютную стазисную капсулу, Гладкий шелк подушек, лелеявших мой сон, нежная музыка, заполнявшая последние мгновения перед стазисом, первые сладкие нотки газов, предшествовавшие превращению финальной фазы сна в глубокий стазис. Гроб?

Брэн презрительно фыркнул и отошел.

— Возвращайся к своей семье, они беспокоятся.

Я знала, что это неправда. Патти и Барри практически не замечали меня, когда я присутствовала дома, сколько же им потребовалось времени, чтобы заметить мое отсутствие?

— Сколько? — спросила я, проглотив ком в горле.

— Два дня, — огрызнулся Брэн. — Когда мне сказали, что ты пропала, я сразу догадался, где ты можешь быть.

— А больше никто не догадался?

Он в бешенстве покосился на меня:

— Больше ни у кого не было причин думать, что ты хочешь заставить их чувствовать себя виноватыми!

Я вцепилась в борта своей открытой капсулы и с трудом слезла на пол.

— Я не пыталась заставить тебя чувствовать себя виноватым!

— Да что ты говоришь? — недоверчиво хмыкнул Брэн. — И в твоем мелком эгоистичном мозгу ни разу не мелькнула мысль о том, что вот ты уползешь обратно в свой стазис и тогда я точно пожалею?

Это было несправедливо.

— Нет, — честно ответила я. — Вообще-то я думала, что ты будешь рад.

Он поднял брови:

— Рад? Да гори ты! Думаешь, если я не хочу встречаться с тобой, то я полный мерзавец?

Я снова растерялась.

— Нет.

— Так с какой стати я должен радоваться? Если я не влюблен в тебя, это вовсе не значит, что я хочу, чтобы ты пострадала, или умерла, или… пропала в своем коитальном стазисе!

Я покачала головой:

— Ты не понимаешь! Все совсем не так! Я просто не знала, что мне еще делать.

Брэн снова фыркнул:

— Прости, милая, но твоя жизнь совсем не так ужасна!

— Но… но я всегда так делала.

— Что значит — всегда? — переспросил он. Потом вдруг замер. — Гори ты! Ты… уже делала так раньше?

— Ну да. Все время.

Брэн в изумлении вытаращил на меня глаза.

— Но зачем? — выдавил он.

Я пожала плечами:

— Мама назвала это нашим домашним механизмом адаптации. Когда мы ссорились или родители слишком уставали, когда у меня совсем плохо шли дела в школе или маме с папой нужно было куда-нибудь уехать, они погружали меня в стазис.

Мне показалось, что у Брэна вдруг подкосились ноги. Он уселся на картонную коробку, которая немедленно лопнула под его весом и разошлась снизу. Судя по виду, коробка была доверху набита стопками старых налоговых деклараций, да так плотно, что бумага выдержала вес Брэна безо всякой коробки.

— Ты хочешь сказать, что твои родители постоянно погружали тебя в стазис?

— Ну да, — кивнула я. — А ты думал, как я тут очутилась?

— Я… не знаю. Мне казалось, тебя отправили в стазис, чтобы спасти от Темных времен.

— Темные времена еще не наступили, когда я погрузилась в последний раз, — покачала головой я. — Вернее, они только-только начинались. Уже появились сообщения о вспышках туберкулеза, но все было не так страшно.

— Твои родители… регулярно погружали тебя в стазис? Просто потому, что уставали или уезжали на отдых?

Я пожала плечами:

— Ну да. Они считали, что никто, кроме них, не может правильно меня воспитывать. Так было лучше для меня.

Брэн смотрел на меня, разинув рот.

— Что? — спросила я.

— А ты… Ты знаешь, что это противозаконно?