Там она встретилась с коннетаблем и всей его семьей, там и состоялась свадьба — блестящая и пышная церемония. Коннетабль был молод, хорош собой, однако Мария не полюбила его, она не могла простить ему, что король так холодно обошелся с ней, и винила супруга в том, что ее не оставили во Франции; только представьте себе, какая несправедливость — именно ему пришлось заплатить за непостоянство соперника!

Коннетабль обожал жену и уготовил ей очень приятную жизнь, нисколько не беспокоясь о том, что обычно тревожит итальянских мужей. Новобрачные жили в Риме на широкую ногу. Коннетабль вовсе не верил в невинность любовных отношений Марии и короля, но, когда он убедился в целомудрии их, то стал относиться к жене с полнейшим доверием, ни за что на свете не желая лишать ее той свободы, которой она так достойно пользовалась, и Мария Манчини теперь считалась первой дамой в Риме.

Уверяю вас, что позднее эта женщина распоряжалась своей свободой совсем иначе! Природа создала ее сумасбродкой, и изменить это было нельзя, особенно при тех возможностях, которые ей подбрасывала судьба. Она так и не привыкла к своему добрейшему супругу, но все же родила ему несколько детей. Сначала Мария подчинила себе мужа, превратила его в раба, затем сделала посмешищем для всей Европы, — его, человека, по-видимому совсем не созданного для такой участи. То, что может сделать женщина в этом смысле, не имеет границ.

Состояние князя Колонна было огромным, ему принадлежали земли и города по всей Италии. Мария возила мужа за собой с одного места на другое; в особенности она любила охоту: это занятие напоминало ей прекрасные дни в Фонтенбло и Компьене. Супруги Колонна охотились по две недели, не выходя за пределы своих владений, и во время одной из таких кампаний убили около шестидесяти кабанов.

Это занятие должно было отвлечь Марию от грустных мыслей, но княжеская роскошь не утешала ее, не избавляла от тоски по французе кому двору, прелестному, остроумному, просвещенному обществу, которое невозможно обрести в ином месте, — она умирала от скуки. После неудачных родов ее здоровье ухудшилось, и княгиня воспользовалась этим, чтобы изменить характер отношений с супругом: под предлогом болей она отказалась от интимной близости с ним. Вначале это вызвало раздражение, упреки, жестокое обращение, измены. Коннетабль искал вне дома то, чего не находил в нем, и, как бывает в подобных случаях почти всегда, стал ревнивым, хотя до той поры не страдал этим недугом.

Он прогнал пажей своей жены, утверждал, что она слишком благоволит к герцогу Неверскому, своему брату, приезжавшему к ним с визитом каждый год. Однажды на Корсо герцог в маске вскочил на подножку их кареты и едва успел открыть лицо, иначе кинжал князя вонзился бы ему в грудь.

Супруги отправились вместе в Венецию, чтобы провести там зиму, и здесь настала очередь князя сеять разлад в семье. Он завел одновременно двух любовниц: некую венецианскую маркизу и принцессу Киджи.

Говорят, что первую он очень любил; она была красива, но глупа. Супруга коннетабля ревновала к ней мужа, но в глубине души не очень опасалась этой женщины, понимая, что рано или поздно одержит над ней верх.

Что же касается Киджи, то с ней все обстояло иначе: не преувеличивая, можно возложить на ее совесть все, что впоследствии совершила Мария Манчини. Между этими двумя женщинами началась война, и Киджи окончательно рассорила Марию с коннетаблем, прибегнув к недостойным средствам.

Они вернулись в Рим; соперница последовала за супругами и туда.

Она поклялась уничтожить княгиню, ибо испытывала такую ненависть женщины-итальянки, которая ни с чем не считается и для которой нет ничего святого. Супруга коннетабля имела несчастье однажды задеть гордость принцессы Киджи замечанием, касающимся ее манеры одеваться, в частности желтого платья с красной отделкой, которое издали привлекало к ней внимание.

— Посмотрите, как вырядилась сегодня вечером госпожа Киджи, — сказала княгиня красивому маркизу-генуэзцу, которому Киджи хотела понравиться, — она похожа на швейцарца из папской капеллы, даже усы у нее на месте.

Остроту подхватили, и она попала по адресу. Принцесса была высокой, крепкой, с растительностью на лице, одной из тех могучих красавиц, каких некоторые мужчины невероятно ценят, а другие гнушаются. Характер у Киджи был страстный и злобный; она возненавидела жену коннетабля, стремясь уничтожить ее, и преуспела в этом.

Она начала с того, что стала по-всякому чернить ее, приписывала ей похождения, которых на самом деле не было, и даже слова и критические замечания, о которых та и не помышляла, — в итоге у княгини появилась целая толпа врагов. Но это было не все: Киджи задумала покорить коннетабля и без труда добилась своего. Он открыто стал ее поклонником.

Мария Манчини не выдержала этого и высказала свою обиду самому виновнику ее унижения:

— Уж если вам понадобилась новая любовница, сударь, не могли бы вы выбрать другую, прилично ли, что вы связались с моей ненавистницей?

— Именно поэтому я так и поступил, — ответил коннетабль, — я не люблю эту женщину, но уделяю ей внимание только для того, чтобы заставить ее замолчать.

То был странный выбор средства заставить ее замолчать, как мы убедимся в дальнейшем.

За разговорами и клеветой последовали действия. Киджи посылала своей сопернице любовные записочки чрезвычайно порочащего свойства и устраивала так, что они попадали в руки коннетабля. Тот в ярости врывался к супруге с этими вещественными доказательствами ее измены; Мария с большим трудом оправдывалась, но это было новым оскорблением, какое она не могла простить.

В одну из летних ночей Киджи увезла любовника на свою виллу, где они в компании друзей наслаждались изысканным ужином и развлекались, слушая виртуознейших исполнителей — музыкантов и певцов; в обратный путь они отправились незадолго до рассвета, в такую погоду, какая бывает только в Италии и о какой не имеют представления во Франции.

— Давайте проводим коннетабля, — предложила принцесса с воодушевлением, и вся компания подхватила идею.

— О нет, сударыня, я этого не допущу, напротив, именно я…

— Ни в коем случае, нет; мы обязаны вернуть вас к семейному очагу, к прекрасной и царственной Марии, страдающей из-за вашего отсутствия.

Ее слова были встречены взрывом всеобщего смеха. Коннетабль прикусил губы.

— Гм! — буркнул он.

Кареты остановились перед дворцом Колонна, и, взглянув на окно супруги коннетабля, все увидели шелковую лестницу, привязанную к балкону. Киджи указала на нее любовнику:

— Разве я не говорила вам, с каким нетерпением вас ожидают?

Коннетабль выскочил из кареты, потребовал отпереть двери, разбудив не слишком расторопных швейцаров, бросился во дворец и поднялся к жене, ворвавшись в ее комнату как ураган. Она спокойно спала, однако окно было открыто, и ревнивец услышал, как Киджи со смехом сказала:

— Он так замешкался, что любовник успел убежать, а хитрая Мария заснула; черные лестницы существуют не только для горничных.