Час спустя папа возвращается со смены – он развозил рыбу по ресторанам. Теперь он во всю глотку вопит в душе песню о разбитом сердце. Билли учит Брайана ходить по канату в улиточьем цирке, а я прокрадываюсь в папину комнату и забираю мобильник из кармана его джинсов.

Когда я смотрю на мамино фото на тумбочке, мне становится немного стыдно.

– Я должен это сделать, мамочка, – шепчу я. – Я не ворую телефон, я просто ненадолго его беру.

Я присаживаюсь на папину кровать и набираю сообщение для Перл.

Я размышляю пару секунд.

И начнем все сначала.

Я ставлю три смайлика с поцелуями, но потом решаю, что для папы это как-то слишком, и оставляю только один. Я нажимаю «отправить». И почти сразу же телефон гудит: сообщение от Перл.

Ладно, персичек. Прости за вчера. Давай забудем. Целую.

Персичек, фууу! Я стираю оба сообщения, чтобы папа их не прочитал и не понял, что я затеял. Выходя из комнаты, я чуть не глажу себя по головке за то, какой я умный.

Вечер того четверга можно описать так.

Папа вышел из душа и сказал, что принес с работы треску. Он приготовит ее к ужину, потому что понял, как работает духовка. Билли сказал, что не любит треску, если она не плавает, как палка. Папа говорит, что не бывает такой трески. Билли говорит, что бывает, потому что мы много раз ели рыбные палочки. Папа не стал с ним спорить, но я слышу, как он пробормотал: «Треска меня побери» – и ушел на кухню. Мне было все равно, что мы будем есть: я был слишком занят тем, что улыбался про себя. У меня была тайна. Билли это надоело, и он спросил, не склеились ли у меня зубы, и я сказал «ннннн», а Билли сказал, что не понимает меня, а я сказал, это потому, что у меня зубы склеились.

Зашла Кошка. Она сказала, что надеется, нам понравился пастуший пирог, а папа сказал, что было очень вкусно, и выразительно посмотрел на меня.

Я покраснел: вспомнил, что поставил пирог в холодильник, где он, наверно, и стоит. Кошка спросила, не хочу ли я заработать денег на конфеты: она заплатит мне, если я помогу ей с воскресным обходом бабушек и дедушек. Ей нужна помощь с переносом инструментов, а потом я бы мог развлекать клиентов в очереди, пока она будет занята. Я сказал «да», хотя понятия не имел, как развлекать людей. Что скрывать, люблю деньги.

Билли весь вечер не разговаривал с папой. Когда я спросил его, что случилось, он сказал, что это благотворительное молчание. Я спросил, на какую благотворительную организацию он молчит, а Билли ответил, что он сам себе благотворит.

Брайан сбежал из цирка. Странно. Обычно все, наоборот, бегут в цирк. Я нашел его у себя в носке, после того как засунул туда ногу.

Позже папа постучал к нам в комнату и спросил, что это я складываю из бумаги, а я ответил ему, что делаю журавликов, но не сказал, что мне нужно сделать целую тысячу, чтобы мое желание исполнилось. Папа сказал, что я напоминаю ему маму: она тоже вечно что-то мастерила. Я почувствовал грусть и гордость. Мне было грустно, потому что мамы с нами не было, но я был горд, потому что папа сказал, что мы с ней похожи. Потом папа сказал мне, чтобы я заканчивал, потому что уже почти полночь, и добавил, что свет разбудит Билли. Я сказал: «Скоро тебя ждет сюрприз», и папа спросил, что за сюрприз. Мне срочно пришлось придумывать, потому что мне не хотелось рассказывать ему, что я написал Перл сообщение от его имени. Я сообщил, что оставил Брайана на кухне, где он пытался завести друзей. Папа скорчил мину и сказал, что надеется, что на нашей кухне больше нет улиток. Я сообщил, что его «другом» стал держатель для клейкой ленты.

Я встал в туалет и обнаружил там сюрприз еще более удивительный, чем тот, который сам приготовил папе.

В толчке лежало что-то белое (я ожидал увидеть там что-то совсем другого цвета). Изучив предмет, я понял: это бумажный журавлик. А я уверен на все сто процентов, что пока не начал какать сложенными листками бумаги.

– Почему ты рисуешь кресло на воде? – шипит Мими на следующий день, заглядывая в мою еженедельную контрольную по природоведению. – Нельзя рисовать на листах с заданиями. Я все расскажу учителю. – И она поднимает руку, чтобы привлечь внимание мистера Бигла.

Мистер Бигл подходит к нам с лицом чернее тучи; он спрашивает, на все ли вопросы я ответил, я говорю, что да, и он забирает у меня работу.

Учитель переводит взгляд на Мими, а она уверяет его, что просто потягивалась. Мистер Бигл говорит, что лучше бы она потягивала пальцы и наконец написала ответы.

– Бери пример с Бекета, он уже закончил. – Мистер Бигл похлопывает меня по плечу. – И теперь, пока все еще работают, он может заниматься, чем хочет.

Класс издает тихий стон.

Мистер Бигл говорит, что стоны за ответ не считаются.

Я достаю из кармана куртки свой ПРОЩАЛЬНЫЙ СПИСОК. Больше пунктов не осталось.

С тех пор как завертелась вся эта ситуация с Перл, я ничего не делал для мамы, и мне немножко стыдно. К несчастью, я правда не могу придумать новых способов попрощаться с ней. На обратной стороне списка я рисую маленькую штормовую тучу и море внизу. Потом я рисую кресло и двух мальчиков в нем. А потом мистер Бигл кричит: «Время вышло!», и я кладу список обратно в карман. Я все еще не знаю, что написать десятым пунктом.

Собрав контрольные, мистер Бигл говорит, что сейчас мы пойдем прямо к садовому участку и начнем сажать растения.

– Помните, газетчики придут посмотреть на ваш сад, и мы хотим, чтобы они подумали: «Вот это…

– ПЕРЖУ! – Кричит Донте Моффат.

– «Потрясающий проект», хотел сказать я, – возражает мистер Бигл.

Он выстраивает нас в линию, как полк солдат, и мы маршируем по игровой площадке до садового участка. Сэм Свисс уже подготовил землю; все ростки куплены. В углу в кучу свалены разные садовые инструменты. Мистер Бигл объясняет нам, что и где копать. Я смотрю на Асебен; она стоит, уставившись на стену. Она даже не оборачивается, когда мистер Бигл велит нам хватать тяпки.