В больничном морге сильно пахло формалином; этот запах всегда вызывал у Анны тревогу. Портативный радиоприемник, стоявший на невысоком шкафу из нержавеющей стали, негромко играл классическую музыку.

— Надеюсь, вы не рассчитываете найти на теле какие-нибудь вещественные доказательства? — осведомился Хиггинс.

— Полагаю, что при подготовке к погребению работники похоронной компании неплохо вымыли тело, — в тон ему ответила Анна. Он что, принимает ее за идиотку?

— В таком случае, что же мы ищем?

— Я сама не знаю. Следы от уколов, ушибы, порезы, царапины, ссадины.

— Вы подозреваете яд?

— Возможно.

Втроем — она, Хиггинс и Арсено — они раздели Мэйлхота. Затем Хиггинс удалил с лица и рук покойного косметику, которая могла скрывать мелкие повреждения. Глаза были зашиты; Хиггинс убрал швы и осмотрел глазные яблоки на предмет петехиальных кровоизлияний — крошечных, с острие булавки подкожных гематом, которые могли бы свидетельствовать об удушении.

— Следы с внутренней стороны губ? — спросила Анна. Рот тоже был зашит. Патологоанатом одним движением скальпеля разрезал нитку и засунул в рот палец облаченной в резиновую перчатку руки. Анна знала, что в случаях удушения подушкой, когда ее кладут на лицо и прижимают достаточно сильно для того, чтобы прекратить поступление воздуха, на внутренней стороне губ обычно находятся следы от ушибов о зубы.

— Э-э, — промычал он. — Не вижу ничего подобного.

Все трое принялись рассматривать старческое тело через увеличительные стекла, дюйм за дюймом. Когда имеешь дело со стариком, это очень трудная работа: кожа усыпана множеством складок, потертостей, родинок, поврежденных капилляров, бляшек и иных отметин возраста.

Они искали следы от инъекции во всех обычных местах: на задней части шеи, между пальцами рук и ног, на тыльной стороне кистей рук, на лодыжках, за ушами. Вокруг носа и на щеках. След от иглы можно было замаскировать царапиной, но ничего подозрительного они не нашли. Хиггинс проверил даже мошонку, которая оказалась большой и мягкой; член крошечным шпеньком примостился наверху. Патологоанатомы редко проверяют мошонку. Этот парень работал очень скрупулезно.

Они потратили на осмотр передней поверхности тела больше часа, а затем перевернули Мэйлхота на живот и продолжили исследование. На протяжении долгого времени никто не произнес ни слова, слышалось только негромкое пение кларнета, нарастающие и затихающие приливы струнных, время от времени нарушавшиеся потрескиванием атмосферных разрядов, а также гул холодильников и других механизмов. Запах формалина был неприятен, но по крайней мере здесь совсем не пахло разложением, чему Анна в глубине души очень радовалась. Хиггинс проверил, нет ли сломанных или оторванных от ложа ногтей — не боролся ли покойный перед смертью с каким-нибудь противником? — и взял соскобы вещества из-под ногтей, складывая материал в маленькие белые конверты.

— На эпидермисе, насколько я вижу, нет ничего необычного, — в конце концов объявил Хиггинс.

Это заключение разочаровало, но не удивило Анну.

— Яд можно и проглотить, — сказала она.

— Ну, в таком случае его можно было бы найти в токсикологической лаборатории, — отозвался Хиггинс.

— Пожалуй, что и нет, — возразила Анна. — В теле не осталось крови.

— Может быть, кое-что и осталось, — успокоил ее Хиггинс. Если да, то им очень повезет. Обычно при подготовке к погребению кровь полностью удаляют из тела, за исключением разве что небольших остаточных полостей, и заменяют бальзамирующими жидкостями. Метанол, этанол, формальдегид, красители. Эти вещества разрушают многие яды, которые поэтому невозможно выявить. Иногда бывает, что в пузыре остается немного мочи.

Хиггинс сделал обычный Y-образный разрез от плеч до таза, а затем проник в грудную полость, чтобы извлечь органы и взвесить их. Эта часть процесса вскрытия трупа казалась Анне особенно отталкивающей. Ей приходилось регулярно сталкиваться со смертью, но, пожалуй, именно эта процедура послужила основной причиной того, что она не стала патологоанатомом.

Арсено, сделавшийся белым, как бумага, отпросился выпить чашку кофе.

— Не могли бы вы взять образцы тканей мозга, почек, сердца, немного желчи и всего прочего? — спросила Анна.

Хиггинс раздраженно усмехнулся, дескать, не учите меня моему ремеслу.

— Извините, — сказала она.

— Готов держать пари, что мы найдем атеросклероз, — заявил Хиггинс.

— Вне всякого сомнения, — согласилась Анна. — Он был довольно стар. Здесь есть телефон, с которого я могла бы позвонить?

Телефон-автомат находился в вестибюле рядом с торговым автоматом, разливавшим кофе, чай и горячий шоколад. На машине красовалась большая фотография, изображавшая чашки с дымящимся шоколадом и кофе; напитки должны были казаться аппетитными, но из-за перенасыщенности цветов выглядели зеленоватыми и малоприятными. Набирая номер, она услышала звук стрикеровской пилы, которой Хиггинс резал ребра покойного.

Анна знала, что Артур Хаммонд обычно рано уходил на работу. Он руководил центром токсикологического контроля в Вирджинии и читал курс токсикологии в университете. Они встретились совершенно случайно и сразу же понравились друг другу. Он был застенчив, говорил неуверенно — за этой манерой скрывалось неистребимое заикание — и редко смотрел собеседнику в глаза. Но при этом обладал острым и едким юмором. Он был великолепным знатоком ядов и отравлений от Средних веков до наших дней. Хаммонд был гораздо лучшим специалистом, чем любой токсиколог из федеральных лабораторий, чем любой судебно-медицинский эксперт, и, конечно, гораздо охотнее оказывал помощь. К тому же он обладал не только огромными знаниями, но и богатой интуицией. Время от времени Анна приглашала его в качестве платного консультанта.

Она застала его дома — правда, он уже собирался уходить — и сказала, что ей требуется его совет.

— Где вы находитесь? — спросил он.

— Э-э... На севере.

Хаммонд коротко хмыкнул; его всегда забавляла секретность, окружавшая работу Анны.

— Понятно. В таком случае, что вы можете мне сообщить насчет жертвы?

— Некий старик. Как бы вы убили кого-нибудь, не оставив никаких следов?

Хриплый смешок.

— Просто сказал бы, что вы решили бросить его. Анна, вам совсем не обязательно убивать кого-нибудь своими руками. — Такой была его обычная манера флирта.

— Как насчет доброго старого хлористого калия? — осведомилась она, вежливо игнорируя шутку. — Остановка сердца, верно? И при этом изменяется лишь калиевая насыщенность организма, так что отравление не выявляется?

— Он что, лежал под капельницей? — спросил Хиггинс.

— Очень сомневаюсь. Мы не нашли никаких следов регулярных инъекций.

— В таком случае я тоже сомневаюсь. Слишком уж грязное и хлопотное дело. Если ему не делали вливаний, то хлористый калий нужно было бы ввести точно в вену, а это трудно сделать, не забрызгав кровью все в радиусе десяти футов. Вы не могли бы ее не заметить. Не говоря уже о следах борьбы.