Кто бы знал, что уже на следующий день у Прошки начнется новая жизнь? Как только последняя амазонка покинула город, воевода объявил мобилизацию и принялся за муштру войска. Ни днем, ни ночью покоя не давал. Правда, некроманту поблажки делал. Как-никак не воин. Защиту его отрабатывали, в пешем и конном строю. Бывало, скомандует воевода: «Ату!», и дружинники на оборону Прошки бросаются. Он в таких случаях на землю брякнуться должен, а они сверху навалиться. Хорошо, что латы крепкие, так бы раздавили. Мужики все здоровые.

В конном строю все сложнее было. По команде, кавалеристы окружить Прошку должны были со всех сторон. Так вперед и двигаться синхронно, прикрывая. Да только конь некромантский чудил. Той еще сволочью оказался, под стать своей кличке. Шкода, он и есть Шкода. То за ухо лошадку соседскую тяпнет. То за поводья кого дернет. Так, что дружинники с лошадей вниз кубарем летят. Потом Прошке высказывают:

— Что ты, дорогой друг, коня своего воспитать не можешь? Не хорошо.

Он и сам понимал, что нехорошо. А поделать ничего не мог. Неуправляемое животное, себе на уме. Но хозяина своего боевой конь ой как уважал. И любил даже. В обиду не давал. Как-то раз на занятиях, аккурат конный строй репетировали, один из дружинников Святозар, мерзкий тип, вздумал Прошку уму разуму учить. Да так, что чуть в драку не полез. Все ногайкой размахивал. Некроманту с ним тягаться было бесперспективно. Под два метра детина. Секирой с одного удара деревья валил. Но Шкода и с ним сладил. Выждал момент, когда во время очередного перекура животных погулять отпустили. Подкрался к великану, да так его задними копытами приложил, что у того аж латы деформировались. Пришлось Прошке за посохом идти, а потом долго перед Святозаром извиняться. Правда, когда наедине со Шкодой остались, обнял и поблагодарил:

— Спасибо, друг! Так ему, гаду и надо.

Был еще один момент, который страшно Прошку и остальных дружинников беспокоил. Шкода к Чернавке проникся. Лошадке Яшкиной. Проходу ей не давал. Уж что только не делали. И в разные концы конюшни их парковали. И к разным деревцам на пастбище привязывали. Подальше друг от друга. А все мимо. Заверещит Шкода, рванет, и, как не было деревца. Болтается за ним, по земле тащиться. С большими, конечно, такие номера не прокатывали, а с молодыми запросто. В конюшне и вовсе мог копытцами своими стойло в труху разнести. Лихо! Так, что Евкарпию потом на целый день ремонт был обеспечен.

— Любовь — страшная сила! — заметила Яга, когда Прошка к ней за советом пришел, или травки какой успокоительной для Шкоды поклянчить. — Не разлучайте, и проблем не будет.

Так и сделали. Все бы ничего, но Яшке в этой связи доставалось больше других. Ревновал его Шкода к своей кобылке. Бывало, брякнет молодой дружинник своим звоночком специальным. Самодельным. Прошка его в первый день на берегу видел. Когда аппарат, чтобы позвонить просил. Чернавка услышит и к хозяину семенит. Выдрессировал. А вперед нее на полном скаку Шкода летит да так, что все на своем пути сметает. Хоть в яму ныряй, хоть на дерево лезь, чтобы не затоптал. Яшка так и делал. Жить то хочется. А потом и вовсе от звоночка своего отказался. А жаль. Штука удобная была. Но на поясе своем носил. На всякий пожарный.

В общем, деньки пошли жаркие. Тренировки до упаду, некогда даже в избу сгонять, на кушетке поваляться. Ночью все еще сложнее обстояло. Уж, не знамо как, но слава о подвиге в доме купца Богучара по городищу резво разнеслась. Стали состоятельные люди к Прошке чуть не ежедневно обращаться. Выручи, спаси, воскреси. То хозяин нерадивый слугу насмерть батогами забьет. То жена мужа неверного уличит, да сковородкой так огреет, что жезл в ход пускать приходиться. А один старик, дай ему бог здоровья, Прошку на кладбище ночью потащил. Пальцем на могилку ткнул.

— Оживи, — говорит. — Мою птичку. Жизни без нее нет.

— Давно померла? — поинтересовался Прошка, прикидывая куда бежать за лопатой.

— Да уж тридцать лет прошло, — отвечает дед.

— Тьфу, зараза! Чего с постели поднимал да на кладбище пер? От твоей зазнобы, по всему ясно, и костей уже не осталось. Нечего оживлять.

Но это скорее исключение. В основном, клиенты адекватные попадались и платили исправно. При этом клялись молчать в тряпочку, а на следующий день желающих оживить близких, родных и нечаянно убиенных становилось еще больше. Даже хороняки местные в какой-то момент заволновались. Бизнес под откос пошел. Народец богатый мереть перестал. Все беднота. А с нее что? Взятки гладки. Стали выяснять, что до как, но Прошку клиенты не выдали. Берегли, как зеницу ока. А ну как еще понадобиться.

Так, или иначе, а накопился у Прошки солидный капитал. Он мешочки с золотыми, что по своей таксе брал, все в печку складывал. Правда и тратить их возможности не было. Выяснилось, что дружинник — это что-то вроде госслужащего там в своем мире. Следят за их бюджетом личным. Ох следят. Чуть воин себе новые доспехи сладил, инквизитор Володя, тут, как тут. В башню к себе зазывает, перед собой сажает, да диалог заводит.

«Что за доспех?» «Кто выковал?» «Откуда деньги взял?»

И не дай тебе бог хоть на один вопрос запнуться. Будешь на дыбе слова верные подбирать. Прошке, конечно, пыток бояться было нечего. Володя в обиду не даст. А вот долю свою от бизнеса потребует. К гадалке не ходи. Этот следак своего не упустит. Вот и приходилось таиться. На оклад дружинника жить, да в столовой обедать.

Трапезничать Прошка, конечно, к Марьяне ходил. Все заглядывался. Вспоминал, как они в шатре кувыркались, да в бане у купца. То есть, конечно, на самом деле там женщины другие были, но Прошка то ее видел. И вожделел. Хозяйка общежития, по-прежнему, нос воротила. В сторону некроманта даже не смотрела. А что на него смотреть? Пятерка…

Наступила осень. Задули холодные северные ветра. Прошка все соображал, как он в этих железках, доспехах то есть, по морозу шляться будет? Замерзнет же все. Но с первыми холодами дружине новое белье выдали. Да не абы какое, а из настоящего медвежьего меха. Ворсистое. Внутренняя сторона гладкая, как попка младенца. Внешняя — волосатая. Чтобы от холода защищала. Тепло и уютно. Хорошая форма. А еще дополнительный паек полагался. Фляга с самогоном местным. Таким, в свое время, Агафон водяного угощал, чтобы про палку полосатую выведать.

У Агафона, к слову, дела шли хорошо. После того, как Борислав умом