Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А в поезд как?
– Помогут. Там встретят… – Мама задыхалась не то от спешки, не то, скорее, от волнения.
Спохватились, позвонили тете Ире, сказали, что Оля завтра выезжает.
– Если с поездом все нормально… В общем, утренним автобусом завтра. Купит билет на станции и позвонит. Встретьте.
– Да конечно-конечно! – Тетя Ира обрадовалась.
Когда ложились спать, мама велела завести будильник.
– Я в сотике на шесть поставила, – сказала Оля.
– Еще и будильник надо. Мало ли…
Спорить не стала, покрутила ключик заводки на старом, тяжелом будильнике «Рассвет».
– Спокойной ночи, мам.
– Спокойной… Давай, что ж…
Дом был большой, с тремя комнатами и просторной, тоже как комната, кухней. Дом построил Олин прадед, мамин дед, лет семьдесят назад, и с тех пор его даже не ремонтировали – всё было так крепко, надежно сделано. Единственное, шифер покрасили, чтобы не трескался и не зарастал мхом…
Жило здесь много людей, а теперь остались только Олина мама и Оля. Старший брат жил в городе, папа умер в пятьдесят два года, а до этого несколько лет не то чтобы болел, а как-то ко всему потерял интерес, перестал хотеть жить. Почти постоянно сидел на заднем дворе, курил. Он был родом не отсюда, приехал по распределению работать агрономом, но почти всегда приходилось быть то трактористом, то скотником, то вообще за счет своего хозяйства жить…
Бабушка с дедушкой тоже нестарыми умерли – Оля их почти не помнила, – родили, подняли трех сыновей и двух дочерей и ушли.
Тетя Ира, самая младшая из маминых братьев и сестер, уехала в Москву сразу после школы; Оля тогда была еще совсем маленькой. Осталась в памяти сцена, как провожали – со слезами, причитаниями, будто хоронили. Это были девяностые годы, разруха и слухи о полной скорой гибели. Все держались за то, что имели, охраняли денно и нощно, старались сберечь, все вокруг казались врагами. А тут семнадцатилетняя девчонка берет и едет в Москву, в самый центр того вихря, что разметает страну.
– Ты пропадешь там, Ирина! – голосила Олина мама, сама еще молодая, но в тот момент показавшаяся Оле старой и некрасивой. – Вот были бы родители, они б тебя просто заперли в чулане, и всё! Ну куда ты там, И-ир?! Ведь сделают проституткой. Ну хоть в город – там Сергей, Виктор, а тут в Москву эту… И-ир!..
Что отвечала тетя Ира, Оля не запомнила. А может, и ничего не отвечала. Молчала упорно.
Уехала с копейками в кармане, но потом папа признался, что дал ей, сколько у него было заначено. Мама сначала стала ругаться, а потом, наоборот – обняла его.
– Правильно, спасибо. Она бы в любом случае… а так хоть… Спасибо.
Тетя Ира устроилась в какую-то фирму, окончила какие-то курсы. Теперь главный менеджер в большой компании.
Несколько раз она приезжала летом к ним, в первые дни с удовольствием полола грядки, ходила за животиной, которая ее, незнакомую, пугалась; тянула Олю с собой в лес за грибами и ягодами. А потом начинала скучать, тускнеть и уезжала раньше времени.
В последний раз тетя Ира была в позапрошлом году с дочкой. Но у четырехлетней Вари обнаружилась аллергия то ли на комариные укусы, то ли на какое-то растение в огороде – волдыри пошли по всему телу, и они быстро вернулись в Москву.
Мама в Москве никогда не была – как-то боялась ехать туда, когда ее звали, отмахивалась: «Я и в город съезжу – неделю потом голова болит, а туда – вообще лопнет». Но чувствовалось за такими отказами нечто вроде обиды на судьбу: «Не суждено мне там жить, так чего и ехать?»
А Оля в Москве бывала часто. Ну, не часто, но не реже большинства своих земляков. Раз в два года – точно. Да и что? – три часа на автобусе до станции, а потом семь часов в поезде. И вот он, Ярославский вокзал, метро, несчетные волны людей, сотни машин. Шум, гам, жизнь… Столица.
Тетя Ира жила с мужем, дочкой и мужниной мамой недалеко от метро «Алексеевская». Прямо совсем недалеко – минут пять идти. Квартира в три комнаты, большая кухня. Но все равно как-то тесно, стиснуто. За дверью – чужое пространство, и вот торчишь в квартире, как в клетке какой-то…
Дома Оля редко, особенно летом, сидела в избе. То в огороде, то в летней кухне, то просто во дворе под черемухой… Когда шел затяжной дождь, который запирал их с мамой под крышей, чувствовала тоску и скуку. И телевизор не помогал, а книги читать она не приучилась… Зимой тоже в последние годы было скучно, и тогда сильно тянуло куда-нибудь деться отсюда. Казалось, что за селом счастливый и яркий мир, а она здесь киснет и умирает. И Оля отправлялась или к кому-нибудь из дядьёв в город – областной центр, – или в Москву. Гостила несколько дней, убеждалась, что ничего яркого и счастливого нет и там, и возвращалась в село, как на надежный островок.
Сначала после девятого класса, а потом одиннадцатого Оля собиралась куда-нибудь поступать учиться. Но так и не решила – куда. В селе было два больших предприятия – вечно полуживой леспромхоз и маслосырзавод, который то закрывался, то открывался, и, когда открывался, у большей части жителей появлялась работа… Оля тоже туда устраивалась два раза, и каждый раз месяца через три-четыре оказывалась не у дел. Подменяла уходящих в декрет или отпуск продавщиц в магазинах, библиотекаршу…
Но чаще занималась домом, их с мамой хозяйством. Помогали денежные переводы от дядь. Понимала, что это долго продолжаться не может, и поэтому звонку тети Иры обрадовалась, увидела ясно новую, настоящую жизнь впереди. Да и мама наверняка тоже, потому она так засуетилась, собирая Оле чемодан, за чем-то вроде обиды на бросающую ее здесь дочь пряча страх, что шанс начать новую жизнь может быть не использован.
Рейсовый пазик пришел почти вовремя – без пятнадцати десять. Это была его конечная остановка. Водитель заглушил мотор, вылез из кабины. Пассажиры потихоньку забирались в салон.
– Ноги оббивайте, – сказал водитель, закуривая, – а то в лужах сидеть будете.
– Да-а, – вздохнули в ответ, – апрель на носу, а снега вон…
– Глобальное потепление…
Оля с мамой еле дотащили-докатили чемодан. «А как я там одна?» – с ужасом думала Оля, но тут же спасительно рисовалось, что в городе тротуары чистые, повсюду эти пандусы, а в поезд его обязательно помогут поднять…
– Ну что, едем? – пассажиров, а скорее себя спросил водитель и стал собирать деньги.
Мама принялась наказывать Оле, чтоб